Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнц

— Затем папа пишет: «Я воздержался от слишком долгих объятий — теперь настало моё время обнимать. Моё время молчания прошло — теперь настало моё время говорить. У меня было достаточно времени поныть — теперь настало моё время смеяться. Моё время ненависти прошло. И теперь настало моё время любить. Я попрошу Лилиану выйти за меня замуж.»

Она прислонилась к моему плечу. — Он никогда не давал мне их читать.

— Теперь мы можем читать их вместе, мама. Как он сделал тебе предложение?

— Я тогда выбралась с вечерних занятий. Мы пошли на прогулку. «Замечаешь во мне какие-нибудь изменения?» спросил он. Я всё смотрела на него. «Ты сегодня выглядишь лучше, чем вчера?» Он помотал головой. «Ты подстригся.» Он помотал головой. И тогда на перекрёстке Орегон и Бостон, твой отец приложил мою руку к своему сердцу. «Чувствуешь, как бьётся моё сердце?» Я кивнула. «Вот изменение. Сегодня, когда я проснулся, моё сердце стало сильнее.» Он приложил руку к моей щеке. «Ты будешь жить со мной в бедности?» И я сказала, «Я никогда не буду бедной, пока ты любишь меня.» И потом я поцеловала его и сказала, «Да.»

Я вспомнил, как Данте говорил, что никогда не сможет попрощаться с домом. Я с ума схожу по моим родителям. Мне понадобилось гораздо больше времени, чтобы начать сходить с ума по своим.

Мама и я сидели в тишине какое-то время, холодный ветер обдувал наши лица и это заставило меня почувствовать себя живым. Вдалеке виднелись облака, и чувствовался запах дождя. Как будто мой отец посылал мне то, что я любил больше всего. Или, может, это вселенная посылала мне дождь. Или, может, Бог. Может, это было неважно. Всё взаимосвязано.

Живые связаны с мёртвыми. А мёртвые связаны с живыми. И и живые, и мёртвые связаны со вселенной.

Мир, Вселенная, и Аристотель и Данте

Миллиарды лет во вселенной происходили взрывы — взрывы, которые даровали рождение миру, дышащему новой жизнью. Вселенная создаёт.

Мы живём на планете, которая является частью этой вселенной. И хотя мы всего лишь пятнышко, малюсенькая крупица, мы тоже часть вселенной. Всё взаимосвязано и привязано. Всё живое носит в себе дыхание вселенной. Когда что-то рождается — собака, дерево, ящерица, человек — оно становится неотделимым от вселенной и никогда не умрёт.

Земля не знает слова — изгнание. Жестокость начинается во тьме и в упрямых бунтах человеческого сердца. Человеческое сердце — источник всей нашей ненависти — и всей нашей любви. Мы должны усмирить наши дикие сердца — или мы никогда не поймём искру вселенной, которая живёт внутри нас всех.

Прожить жизнь и не понять странность и красоту тайн человеческого сердца — значит привнести в наши жизни трагедию.

Один

ПРИШЁЛ ДАНТЕ. Я пялился в свой дневник. Но тогда во мне не было ни единого живого слова. Иногда слова сбегали, именно когда тебе нужно, чтобы они остались.

— Я завтра снова пойду в школу.

Он кивнул. — Ари, ты выглядишь грустным. И вся моя любовь к тебе не способна избавить тебя от грусти. Я бы хотел забрать всю твою боль.

— Но боль моя, Данте. И ты не можешь её получить. Если ты её заберёшь, я буду по ней скучать.

Я по холоду проводил Данте домой. Мы пошли по закоулкам, я держал его за руку и между нами была тишина, которая казалась лучше разговора. Я поцеловал его перед его домом, и он расчесал мои волосы своими пальцами, как моя мама. И это заставило меня улыбнуться.

Пока я шёл домой, я взглянул на звёзды и прошептал, — Которая из них ты, пап?

Два

Я СНОВА ПОШЁЛ В ШКОЛУ в четверг. Мой последний семестр старшей школы. Я чувствовал себя так, словно был где-то далеко. Немного пустым. Немного онемевшим. Как будто плачу. Но я знал, что не собираюсь плакать. Мистер Блокер спросил, как у меня дела. Я пожал плечами. — Я не уверен.

— Сейчас я скажу кое-что глупое. Это пройдёт со временем.

— Наверное.

— Сейчас я перестану говорить.

Он заставил меня улыбнуться.

Ученики словно вливались в класс.

Сьюзи и Джина подошли ко мне и сели за мою парту. Они обе поцеловали меня в щёку.

— Круто, прокричал Чуи сзади.

Мистер Блокер помотал головой и улыбнулся.

— Следующие три недели мы будем разбираться в поэзии.

Послышались стоны.

— Даже лучше, — сказал он. — У вас будет возможность написать поэму.

Было приятно снова быть в школе. Я собирался сделать попытку — вернуться назад к нормальной жизни.

Я не помню, как проходил урок.

Честно говоря, я ничего не помню о том дне — за исключением голоса Кассандры, пока она давала Сьюзи и Джине лекцию по поводу её теорий и привилегии мужчин. И я помню, как сказал, — Хватит! Мои яйца сжимаются.

У меня было чувство, словно я живу на землях мёртвых. Но я знал, что мне нужно было вернуться на землю живых — туда, где мне место.

Мой отец был мёртв. Но я — нет.

Три

Я ПРОСНУЛСЯ ОТ ТОГО, что услышал, как моя мать всхлипывает. Я знал, что её грусть была сильнее моей. Она так долго любила моего отца, очень долго. Они спали в одной кровати, выслушивали проблемы друг друга, заботились друг о друге. А теперь его нет. И я лежал здесь, в своей кровати, грустный и парализованный. О, мама, мне жаль. Что я могу сделать? Но я знал, что ничего не могу сделать. Её боль принадлежала ей одной. Прямо как и моя принадлежала лишь мне. Никто не мог её исцелить. Рана должна зажить сама.

Я не знал, стоит ли мне пойти к ней или просто дать ей погоревать. А затем наступила тишина. Я ждал, когда её всхлипы начнутся снова.

Она, должно быть, снова уснула. И затем мои всхлипы наполнили комнату. Я не помню, сколько я плакал до того, как уснул.

Четыре

Я ПИЛ КОФЕ С мамой. — Я слышал твою боль ночью.

— Я слышала твою, — сказала она.

Я не знаю почему, но мы улыбнулись друг другу.

Пять

ДАНТЕ ПОЗВОНИЛ МНЕ. И он всё говорил и говорил.