Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнц

— Вы забыли сказать, зачем вы нас позвали.

С ни с того ни с сего, стало видно, что ему стыдно за себя. — А, да, это. Кто-то из вас знает что-нибудь о тех сверчках?

— Сверчках?

— Я не удивлюсь, если в этом замешан ты, Чуй.

— Вообще, если бы я был причастен, я бы признался.

— Я тоже, — сказала Сьюзи.

Затем он посмотрел на меня. — У меня голова забита совсем другим.

— О, ну конечно. Он говорил очень тихо. — Мне было очень жаль услышать новость о твоём отце. Он был хорошим человеком.

Я кивнул. — Спасибо, сэр. Я это ценю.

Он посмотрел на нас всех. — Знаете, я не какой-то там монстр.

— Мы знаем, — сказала Сьюзи. — Вы пытаетесь делать свою работу. А мы свою.

Он улыбнулся. — Миссис Берд. Ты изменишь часть мира. Знаю, люди вроде меня иногда встают на твоём пути. Я попытаюсь не принимать это слишком близко к сердцу. Теперь проваливайте, все трое.

Я вспомнил, что сказал мой отец, что бывали люди похуже, и директора похуже. Но меня всё ещё злили слова мистера Робертсона: что он слушал меня только потому, что он знает мою мать. Когда я услышал, что мистер Робертсон это сказал, я почувствовал себя невидимым. И это меня разозлило. Он просто не видел нас. Он думал о нас просто как о хулиганах. Поэтому он нас и вызвал. Как только он услышал, что произошло в классе миссис Ливермор, он подумал на нас. Он просто не видел нас.

До конца урока оставалось всего десять минут. Я пошёл к ближайшему выходу. Мне нужен был свежий воздух. Сьюзи и Чуй пошли за мной. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

— Ари, ты был потрясным.

— Неужели? Он не услышал ни единого нашего слова.

— Неправда, — сказал Чуй. — Он тебя услышал. Услышал чётко и ясно.

— Знаешь, мне жаль миссис Ливермор. Правда. Но как мы должны учиться видеть правду? Где нам научиться отличать, что правильно, а что нет? Может, дело вот в чём. Они не хотят, чтобы мы умели отличать правильное от неправильного. Они просто хотят, чтобы мы хорошо себя вели.

Сьюзи посмотрела на меня. — Мне нравится, когда ты такой.

— Почему? Потому что я веду себя как Сьюзи Берд?

Чуй рассмеялся. А потом рассмеялась Сьюзи. А потом рассмеялся я. Но мы все знали, что на самом деле мы хотим плакать. Мы были так разочарованы. Может, мы ожидали слишком многого.

Прозвенел звонок.

Семнадцать

ОСТАВИМ СЬЮЗИ ЗАДАЧУ докопаться до истины в деле о сверчках в классе. — Это был Дэвид Браун. Я могла догадаться. Он говорил, что хочет стать энтомологом[29], когда мы были в пятом классе.

— Да, — сказал я, — я помню. Нужно было всё время иметь это в виду.

Мы прошли по коридору и она оставила записку на его шкафчике. Дорогой Сверчок, ты мой герой. И не волнуйся, я не сдам тебя. Мы все тебя любим. Сьюзи Берд.

На следующий день, он проходил мимо нас на обеденном перерыве. — Дэвид, — сказала Сьюзи, — садись с нами.

Он был ошарашен. Он просто посмотрел на Сьюзи пустым взглядом. — Я не очень общительный.

— Ну и что? Мы не собираемся оценивать твои навыки общения.

— Ты смешная, — сказал он.

Он сел с нами, ему было неловко и некомфортно, и мне стало его жаль. Почему Сьюзи вечно пристаёт к одиночкам, когда они хотят, чтобы их оставили в покое?

— Зачем ты это сделал, Дэвид? Выпустил сверчков?

— Как ты узнала, что это сделал я? Он пытался не повышать голос.

— Не важно. Твой секрет в безопасности. Так зачем ты это сделал?

— Ты типа её большой фанат?

— Все её ненавидели. Включая меня.

— Её ненавидели не все. Но я сильно ненавидел её. И на самом деле, я в каком-то смысле позаимствовал идею у Ари.

Я посмотрел на него вопросительно. — Ну я сидел за вон тем столом. И я услышал, как ты рассказывал историю о твоей маме и ящерицах, которых выпустил в её классе какой-то парень. И у меня появилась идея. В один момент я подумал О, вау. И я знал, что я сделаю.

— Но почему сверчки? спросила Сьюзи.

— Ну, мне нравятся сверчки. Сверчки не такие и страшные. Они приносят удачу. Они не как тараканы. Когда я выпустил сверчков, у миссис Ливермор был самый испуганный вид, который я когда-либо видел на человеческом лице — и вы должны были видеть, как она, визжа, выбежала за дверь. Все смеялись, но некоторым было её жаль. Я не чувствовал ничего.

Он пялился на свою тарелку.

— Может, это делает меня плохим человеком. Мне не жаль. Он начал вставать из-за стола.

— Останься и съешь свой обед, — сказала Сьюзи. — Думай об этом так. Те сверчки были армией марширующих демонстраторов, которые требовали справедливости.

— Ты пытаешься меня в себя влюбить или что?

Восемнадцать

Я НЕ ЗНАЮ, ЗАЧЕМ я смотрел новости.

Показывали оратора из ACT UP[30]. Репортёр спросил его, — Вы не боитесь, что ваши стратегии пугают людей, на аудиторию которых направлена ваша организация? И мужчина сказал, — У нас нет аудитории. Нам нечего терять. Мы умираем. Хотите, чтобы мы не паясничали? Думаете, мы хотим понравится людям? Они нас ненавидят.

Я был один дома. Я выключил телевизор.

Девятнадцать

МЫ СИДЕЛИ В МОЁМ грузовичке после школы. У Данте был отгул, по милости какого-то известного священника, и он ждал меня на парковке.

Он помахал мне, эта улыбка на его лице. — Я хочу поцеловать тебя, Ари.

— Плохая идея.

— Ты прав. Мы окружены привилегированными натуралами, которые думают, что они главные. Они будут в бешенстве. Почему натуралы такие гиперчувствительные? Боже, да они сраные неженки.

— Это не полностью их вина. Их учили так думать.

— Ну нас тоже учили думать так. Но мы же всё осознали.

— Может, это потому что мы геи.

— Это тут ни при чём. И ты только что закатил глаза на меня.

— Мне что-то в глаз попало.

— Я люблю тебя.

— Тебя люди услышат. Я открыл дверцу пикапа и забрался внутрь. Данте запрыгнул на пассажирское место.

— Меня люди услышат? Серьёзно? Старшеклассники не люди. Они были людьми ровно до того, как пошли в старшую школу. И они снова станут людьми, когда выпустятся. А пока они просто заполняют пространство.

— Не то что ты и я. Мы не просто заполняем