Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнц

На обеде новость была замята. И у нашего личного следственного репортёра, Сьюзи, была сенсация. — Кто-то выпустил кучу сверчков в классе миссис Ливермор.

— Что?

— Сотни. Везде сверчки. Видимо, миссис Ливермор с криками сбежала оттуда и она была на грани нервного срыва.

— Сверчки?

— Сотни.

— Вот кого я зову гением, — сказала Кассандра. — Я уверена, миссис Ливермор перепутала их с тараканами. Вот ей и снесло крышу. А это были просто сверчки. Это охрененно, правда.

— Но откуда можно было взять столько сверчков?

— Заказать.

— Типа через каталог?

— Ага. Или можно заказать в зоомагазине.

— Но зачем кому-то заказывать сверчков?

— Они еда — для ящериц, для змей.

— Фу, мерзость.

— Её ученики чокнулись что ли?

— Я бы не стала так делать, — сказала Джина. — У меня мурашки по коже.

Я улыбнулся, когда представил, как миссис Ливермор убегает из класса. Было приятно улыбнуться.

— О, боже сказала Сьюзи, — Я бы душу продала, чтобы посмотреть на это.

Шестнадцать

КОГДА Я ПРИЕХАЛ В ШКОЛУ утром в понедельник, я пел. Ага, я пел.

Я сидел в коридоре и услышал голос мистера Робертсона через интерком. — Прошу немедленно зайти ко мне в кабинет следующих учеников: Сьюзи Берд, Хесус Гомез и Аристотель Мендоса. Мы переглянулись. — Думаете, он считает, что мы причастны к ситуации со сверчками? Сьюзи посмотрела на меня. — Я бы призналась в этом преступлении, даже если и не делала этого. Я бы была героем.

Мы смеялись, пока шли по коридору. — Это так волнительно.

— Сьюзи, меня это вообще не волнует.

— А вот и волнует, — сказал Чуй. — Это классно. Мы знамениты.

Мои друзья были чокнутыми — типа, реально чокнутыми.

Как только мы прибыли к офису мистера Робертсона, дверь распахнулась, и оттуда вылетели два ученика. Мистер Робертсон взглянул на своего секретаря. — Убедись, что эти двое отбывают своё наказание с сегодняшнего дня.

Она достала блокнот. — Какой срок?

— Две недели.

— У нас давно не было двухнедельников.

— Это что, английский, Эстелла?

— Моя версия его, — сказала она. Она говорила по-английски с мексиканским акцентом — в остальном, её английский был идеален. Она явно была в плохом настроении. Я думал, мистер Робертсон что-нибудь скажет, но Эстелла ещё не закончила. — Я не думаю, что у вас есть право поправлять мой английский, раз уж мне приходиться поправлять вашу грамматику, прежде чем я дам вам подписать все письма, которые вы отправляете.

Она всегда была его секретарём, и она не мирилась с дерьмом в свою сторону. Она знала как управляться с учениками, и она знала как управляться со своим боссом. Она знала цену своей работы. Мистер Робертсон вообще не говорил по-испански, и ей приходилось быть переводчиком, когда было нужно — а нужно было каждый день.

— За это я тебе и плачу, Эстелла.

— За это мне платит школьный округ.

— Эстелла, не сегодня. Я не в настроении.

— Я понимаю, — сказала она, но если миссис Ливермор хоть ещё раз сегодня позвонит, я перенаправлю вызов вам. Она звонила четыре раза, и в последний раз она сказала, что, похоже, мы столкнулись с языковым барьером. Если она позвонит снова, я просто буду говорить на испанском и разбирайтесь с этим сами. И миссис Робертсон привезла ваши таблетки от давления. Она протянула ему таблетки. — Я думаю, сейчас отличное время, чтобы принять одну. Я принесу вам стакан воды.

Сьюзи, Чуй и я просто переглядывались всё это время.

Мистер Робертсон жестом пригласил нас войти в кабинет. — Вы наверняка находите это всё забавным.

— Забавным, — сказала Сьюзи. — Мне нравится это слово.

— Тебе всегда нужно вставить свои пять копеек?

Он определённо был в плохом настроении.

Мы все сели. Зашла Эстелла со стаканом воды и поставила его на стол мистера Робертсона. Он достал таблетку и опустил её в воду. Он выглядел старым и пережившим многое, и мне стало интересно, почему все хотят быть на его должности. Он немного посидел, и он очевидно пытался успокоиться.

— Итак, — сказал Чуй, — Мы выиграли какой-то приз?

Мистер Робертсон закрыл лицо руками и начал смеяться. Но больше казалось, что он хочет плакать. У Чуя на лице появилась та невероятная самодовольная ухмылка. Я обожал этого парня.

— На какую награду ты надеялся, Хесус?

— Чуй. Я Чуй. На какую награду? Как насчёт награды говори-правду-властям?

— Какую правду?

— Мы обвинили миссис Ливермор в расизме.

— Она не расистка, — сказал он твёрдо. — Она просто тупая. Он приложил ладонь ко лбу, прикрывая своё лицо. — Я этого не говорил.

— А мы этого не слышали, — сказала Сьюзи. — Но расизм и тупость ничем не отличаются. Они идут рука об руку друг с другом.

— Я преподаватель. Знаю, сейчас я на должности администратора, но это всё ещё не отрицает того факта, что я преподаватель. И это моя ответственность сказать всем вам, что такими словами как «расизм» нельзя просто так разбрасываться. Вам нужно два, нет, три раза подумать, прежде чем вы предъявите человеку такие обвинения. Это ясно?

Потом мне пришлось вскочить. — Вы правы, — сказал я. — Нам нужно трижды подумать, прежде чем предъявлять деструктивные обвинения. Но мне кажется, вы думаете, что мы недостаточно умны или что недостаточно знаем о мире, чтобы понять смысл слова «расизм». Вы думаете, что она нам просто не нравится. Вы думаете, мы вообще не должны использовать слово «расизм», потому что у нас ещё нет права его использовать. Так что мы должны дать вам и другим просвящённым взрослым решать, когда нам можно его использовать. Но этим вы не уважаете и принижаете нас. И вы не уважаете многих других наших учителей, которые даже и не подумали бы обращаться с нами так, как она обращается с нами. И вы знаете, и я знаю, что вы слышите эту жалобу не в первый раз. Вы не выполняете свою работу. Вы даже не проверили наши работы. Вы взрослый. А мы дети. И это ваша работа заботиться о нас. И вы не очень-то хорошо с этим справляетесь.

— Единственная причина, по которой я сижу и слушаю это всё — я знаю твою мать, которая профессионал в своём деле.

— Думаю, я уже понял это. Я собирался сказать что-то ещё, но остановил себя.

Он указал на дверь. — Идите. И я не хочу видеть вас в этом офисе по какой бы то ни было причине до