Гори - Анастасия Мандрова

о своем подражании непонятно кому и зачем. Ты же не хочешь быть неудачницей… Такими были слова мамы. К сожалению, я правда выглядела такой, какой описал меня Ваня. Он коснулся моего подбородка, чтобы я посмотрела прямо ему в глаза.

– Ты говорила банальные вещи, ты вела себя так же, как все. Но потом, когда ты убегала после урока, я разглядел тебя. Твоя потерянность объяснялась не пустотой, а той болью, что была в тебе. Я еще не знал, чем это объяснить, не знал, что с тобой произошло. Ты вся была соткана из страха и боли. Не скрою, это пугало, ведь я сам прекрасно знал, что это такое, тонуть в горе, быть в забытьи. И меня все равно к тебе тянуло. Я хотел быть просто рядом с тобой, чтобы поддержать в трудную минуту, чтобы защитить.

– Но ты же меня избегал! – поспешно возразила я.

– Мне было страшно обнаружить твою боль. Ведь если ты ее находишь, никуда от этого не деться. Поэтому я наблюдал за тобой издалека… и не так уж долго продержался в этом искусстве. Помнишь, в библиотеке, когда мне нужно было сфотографировать тебя, я увидел тебя настоящую, счастливую, одухотворенную, живую. Ты рассказывала о книгах, о своем детстве. Ты была настоящей и уникальной. И мне постоянно хотелось сделать так, чтобы видеть тебя такой все чаще. – Ваня взял меня за руку и осторожно сжал. – Аня, не дай страхам побороть себя. Ты должна не сдаваться. Страх – это не сила, но и не слабость. Иногда он помогает стать еще сильнее. Ты просто должна быть счастливой, вопреки всему.

– Вопреки всему! – повторила я, сжимая его руку в ответ.

Слезы текли по моим щекам, но я улыбалась Ване, не смотря ни на что. Он был прав. Во всем. Сколько раз я говорила себе, что стану счастливее, и каждый раз что-то или кто-то мешали этому осуществиться, пока после слов Вани, я не поняла важную вещь. Нужно не стать счастливой, а быть ей. В настоящем времени. Здесь и сейчас. Но смогу ли я?

Домой я попала ближе к вечеру, когда на улице уже давно зажглись фонари, и моросящий с самого утра дождь превратился в белый снег, медленно падающий на дорогу. В детстве я всегда любила смотреть в окно и наблюдать, как в свете уличного фонаря падает снег. Это всегда было сродни танцу, порой изящному и медленному, а порой безумному и дерзкому. Но это всегда было волшебно и так красиво, что невозможно было оторвать взгляд. Настоящая магия зимы.

Уже почти год я не смотрела на эти танцы, как будто мое детство кончилось в один ужасный момент. А сейчас, раздеваясь в коридоре и зная, какой тяжелый разговор с родителями предстоит, мне хотелось лишь одного: сесть у окна и смотреть на танцы снежинок. Что меня остановило от этого поступка? Громкая просьба мамы идти на кухню. И я ее исполнила. Мама сидела на стуле в своем любимом шелковом халате. Одна.

– А где папа? – испуганно спросила я, задержавшись в дверях кухни.

– Он будет чуть позже, – медленно, с придыханием ответила мама.

Я оценивала обстановку, стараясь дышать ровно. Мама держала бокал в руке. На столе стояла открытая бутылка вина, под столом уже пустая. Мама демонстративно указала рукой на пустой стул рядом с ней.

– Ты ела? – спросила она, смотря, как я опускаюсь на стул.

– Да. Я посидела с Ваней в кафе. А ты?

Мама как то странно посмотрела на меня, отчего стало не по себе. Она сжала губы, а затем произнесла:

– Мне кажется, твой папа мне изменяет.

– Нет! – Первое, что вырвалось у меня. – С чего ты взяла?

– Женская интуиция… Она меня еще никогда не подводила.

Мое сердце забилось сильнее, а потом я вспомнила, сколько мама выпила, и тут же успокоилась. После алкоголя мама становилась чрезмерно мнительной.

– Папа просто много работает, как и всегда, – ровным тоном произнесла я, беря ее за руку. – Он любит тебя. Как ты можешь думать про него такое? Вы самая лучшая пара, которую я только встречала. А кроме того, вы через столько прошли вместе… Ну про какие измены ты можешь говорить?

– Глупая я, да? – со слезами на глазах спросила мама.

– Нет. Ты очень умная, – ответила я, обнимая ее. – Прости, что сбежала из машины и заставила тебя волноваться.

– Анечка, я тебя так люблю. Ты у меня теперь единственная дочка. Только о тебе я беспокоюсь больше всего на свете. – Мама заправила мне за ухо прядь волос. – Ты же знаешь, я желаю тебе самого лучшего.

– Я знаю, – вынуждена была признать я.

– Ты даже не представляешь, как я корю себя за тот день, когда оставила тебя наедине с фотографом… – Мамины пальцы крутили почти пустой бокал.

– Не нужно!

– Нужно, – горько усмехнулась мама, а потом подняла на меня мутный взгляд. – Я больше никогда не дам тебя в обиду, обещаю. Ты веришь мне? – После моего кивка она продолжила. – Но ты же знаешь, у нас контракт с агентством…

Я уже понимала, к чему клонила мама. Я даже понимала, что последует за моим несогласием. Она не просто так оставила бутылки, она их оставила специально для меня, зная, какой эффект получит. И мама была права. Я была в ужасе от перспективы ее алкогольной неудержимости.

– Хорошо, мама. Я буду выполнять условия контракта, но как только он завершится, я не собираюсь его продлевать. На этом все закончится.

– Согласна! – радостно воскликнула мама.

– Но ты… – Я выдернула из ее рук бокал и поставила в мойку. – Ты больше не пьешь алкоголь.

– Вообще?

– Вообще. Ни капли. Иначе я не буду заниматься тем, что хочешь ты.

– Ладно.

Мы обменялись недоверчивыми взглядами. Мама была не уверена в точном исполнении своего обещания, а я не понимала, как она смогла опять добиться моего согласия. В коридоре хлопнула дверь, и раздался папин голос:

– Ну как, успели без меня договориться?

– Успели, – вздохнула я и молча прошла в свою комнату.

Только закрыв за собой дверь, я обреченно кинулась на кровать. Я опять проиграла, даже не пытаясь бороться. С другой стороны, мама не будет пить. Наверное.

Я взяла свой альбом для рисования, карандаши и устроилась на кровати, чтобы следовать своей мечте. И я еще никогда не ощущала такого творческого подъема, чем сейчас, рисуя любимые черты лица Вани. В одном я ошибалась. Не он сделал меня счастливой. Счастье всегда было во мне, а Ваня помог мне его вновь