Концертмейстер - Максим Адольфович Замшев

К тому, что окна в доме напротив вечером не горели, Отпевалов давно привык. Там находилось какое-то учреждение, заурядный городской главк. Его никогда не заботило, какой именно. Все эти конторы придуманы, чтобы народ наивно полагал, что ему есть к кому апеллировать, куда жаловаться. Дымовая завеса! Основные рычаги всегда были в руках тех, к кому причислял себя он. Да, тогда, в 1951-м, его от этих рычагов пытались отлучить, ломали, проверяли на прочность, но он прошёл эту проверку. Сломали только ногу. Его самого не получилось.

Сила не отпустила его от себя, спасла, оставила за ним право управлять людьми.

Он давно уже в отставке. И не по своей воле. Из-за выходок внучкиного муженька. Но отставка ничего не значит в их системе координат. Это лишь формальность. Он чуял, как хищник, что там, где надо, о нём не забыли. Те, кто отправил его на проверку, ещё в игре. И они знают, что он подтвердил свою избранность.

Но теперь, после прихода пятнистого, есть повод тревожиться.

Всё под угрозой. Система, давшая сбой, калечит не того, кто её нарушил, а тех, кто её создавал.

Там, в главке напротив, тоже теперь наверняка ратуют за обновление. Ходят людишки на службу и думают, будто они на что-то влияют. Берут взятки и полагают, что это только их тайна. Пигмеи!

До Горбатого все, кто руководил страной официально, впитывали с младых ногтей: тут, кроме них, правят ещё две всемогущие силы: страх и ложь! Если их игнорировать или, не дай бог, бороться, ты обречён. Сталин множил ложь и страх усердней других. Потому его до сих пор многие боготворят. Ведь когда лжи безмерно много, часть её легко принять за правду.

Прослужив на тот момент уже довольно долго в управлении кадров ленинградского КГБ, пережив нескольких председателей его родной спецслужбы и так и не дождавшись хоть каких-то объяснений по поводу своего чудесного спасения из застенков, он начал развлекать себя внеслужебным анализом личных дел, оказывавшихся в его распоряжении. И чем больше он вникал в судьбу тех или иных деятелей, тем сильнее он убеждался в низости человеческой породы. Ложь и страх – самые сильные мотиваторы. Любовь к Родине, верность долгу, самопожертвование… Всё это чушь! Героизм – выдумка трусов и пропагандистов.

Он, почти сливаясь с темнотой, сидел лицом к окну, спиной к двери. Руки покоились на широких подлокотниках. Так по инструкции садиться не положено, даже дома! Вход нельзя выпускать из виду ни при каких обстоятельствах! Но сейчас он этим пренебрёг. Что-то подсказывало, что на правила, которым следовал всю жизнь, можно наплевать.

После выхода в отставку он хотел отказаться от услуг домработницы, но Глаша, много лет служившая у него, всё равно раз в неделю приходила по собственной инициативе и наводила в квартире порядок. Ей это было нетрудно, поскольку Аполлинарий Михайлович жил аккуратно и рационально. Завтра – воскресенье. Глафира наверняка притащится с утра, будет тараторить, выспрашивать о его самочувствии, потом что-то поскребёт, протрёт тряпкой и, спросив, не нужно ли ему что-нибудь купить, уберётся. Она уже давно раздражала его, и он порой даже представлял себе, как достаёт из шкафа свою трофейную «палку» и в два-три удара забивает суетливую старуху до смерти. Но надо терпеть. Старуха ещё может пригодиться. Она шустрая, много где бывает, много чего слышит, обожает посплетничать.

Бесценный добровольный информатор.

Темнота обычно успокаивала его, удаляла из сознания всё лишнее, оставляя только необходимое. От темноты он набирался сил, сливаясь с ней, использовал её как броню, обретая неуязвимость. Настоящую неуязвимость. Нет ничего опаснее неуязвимости мнимой, в которой сам себя убедил. Нет ничего беззащитней самоуверенности.

Лет десять назад их собрали на дурацкий семинар по изучению деятельности разной диссидентской сволоты, распространителей самиздата, антисоветчиков, всех тех, кто являлся, по мнению организаторов мероприятия, наиболее вероятным контингентом для возможной вербовки вражеских спецслужб. Докладчик с умным видом нёс околесицу, вычитанную им из инструкций. Все эти теоретики никогда не работали «в поле», и невдомёк им, что те, кто горланит на каждом углу о своей ненависти к советской власти, разведку врага не привлекают. Толку что от них! Они всегда под подозрением, легко прокалываются, всех сдают. Вербуют обычно тех, на кого не подумаешь. Верных ленинцев. Отпевалов слушал тогда саги о диссидентах вполуха, но один пример, приведённый докладчиком, ему показался поучительным. Он подтверждал его собственные наблюдения. Некий Волдемар Саблин, врач из Владимира, организовал целую сеть хранения и распространения «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына. Продумал всё великолепно. До мелочей. Переплетённые машинописные листы были закамуфлированы под обычные бандероли и оставлялись в камерах хранения на вокзалах. И никогда б его не вычислили, если бы не возомнил он себя хитрее и умнее всех. Дошёл до того, что в своём кабинете в больничке открыто, прямо на рабочем столе, хранил номера эмигрантского «Континента». Убеждён был, что его коллеги, для которых он был чуть ли не кумиром, его никогда не сдадут. Более того, он ещё и многим давал почитать всю эту белогвардейщину поганую. Не рассчитал только, что однажды у него пройдёт обследование один из ветеранов Конторы и заглянет к нему в кабинет, чтобы отблагодарить, подарить бутылку, слово доброе сказать. «Континент» он, разумеется, засёк и доложил куда следует. Так и потянулись ниточки к этому Саблину. И все, кто в его цепочке участвовал, как один, на него показали.

Нельзя быть неуязвимым на свету. Только тьма спасительна.

Сейчас темноту в его жилище нарушал лишь слабый свет, проникающий с улицы.

Он встал с кресла, потёр чуть затёкшую поясницу и подошёл к телевизору. Нажал кнопку включения.

Комнату наполнил возбуждённый голос комментатора Озерова. Заканчивался хоккейный матч «Спартак» – ЦСКА. Отпевалов поморщился. Нынешние хоккеисты его раздражали – волосатые, неопрятные, под канадцев косят, вечно плюются. Эх! Не помнят они, как при Сталине за страну бились! Еще бы! За проигрыш можно было и на Колыму угодить. Жаль, Васька Сталин, дегенерат, испортил игроков. По кабакам их таскал, беседы задушевные вёл. Разве так можно?

В этот момент на поле завязалась драка. Игроки хватали друг друга за грудки, раскачивались, непонятно было, обнимаются они или бьются. Бараны! Зачем? Лучше бы учились молотить канадцев да американцев, чем друг друга дёргать.

Нынешний круг знакомых Отпевалова был невелик и непрочен. Глаша, пара-тройка бывших сослуживцев. Забавным находил Отпевалов общение с соседом по дому Виктором Толоконниковым, сотрудником Внешторга, заходившим к нему обычно с бутылкой. Дома его гоняла жена, если он чересчур увлекался спиртным, привозимым из заграничных командировок в большом количестве.