Концертмейстер - Максим Адольфович Замшев

с него, как сходит и облупляется краска со старых стен. Она опять прижалась к нему уже сама, в этом её порыве было что-то такое родное, тёплое, ничем не замутнённое, что он едва не разрыдался.

Она привстала на цыпочки и начала тихо-тихо целовать его щёки. Он снял очки, близоруко прищурился, сжал её руки в своих руках. Всё, что за эти годы выросло между ними, теперь исчезало как по мановению волшебной палочки. Для них снова начинался 1970 год, а не кончался 1985-й. И только снег, бесконечный снег, сберегающий русскую землю, снег во Владимире и снег в Москве был тот же самый, вечный, полный тех свойств, что приписывают ему особо впечатлительные натуры. Машина времени не такая уж фантастика, если питается она от силы человеческих чувств.

Они замерли. Вросли друг в друга. Боялись пошевелиться, вспугнуть что-то, начинающееся пока тихо и робко, но готовое в любой момент подняться на крещендо до последнего возможного накала страстей.

И вот сверху послышалось принуждённое покашливание. Оно всё нарушило, как нарушается симфоническое полотно, если инструменты вдруг сбились с ритма и разошлись с дирижёром.

Они оба одновременно встрепенулись. Встрепенулись как сказочные персонажи, застигнутые врасплох злым волшебством.

Стекло чуть скрипнуло, принимая неожиданный порыв ветра.

С верхней площадки на них смотрела дама необъятных размеров в розовом халате, вышитом бледно-голубыми цветочками. На голове у неё красовалось подобие чалмы. Похоже, она накрасила волосы хной и теперь ждала, пока краска впитается.

– А я-то думаю, кто это здесь дымит? А это Светлана Львовна, оказывается. Ну, вам можно. Вы своя. – Она медленно и немного угрожающе, чуть покачиваясь на полных ногах, стала спускаться к ним.

Досада Светланы сейчас, имей она материальное выражение, заполнила бы без остатка весь их подъезд так, чтобы вытеснить невыносимую вдову композитора-фронтовика Барковского, даже несмотря на то, что постаревшая львица композиторских домов творчества весила более ста килограммов.

– Вера Петровна. – Барковская протянула Волдемару полную и мягкую руку.

Саблин пожал её тёплые, как будто клейкие пальцы нехотя, чем, очевидно, разочаровал женщину, ожидавшую, что он припадёт к её руке губами.

– Волдемар Анатольевич!

– Этой мой бывший сослуживец. Вот приехал на симпозиум. А в гостинице мест нет. Вышли с ним покурить. Я, кстати, бросаю. Сегодня это четвёртая сигарета.

– Ясно, ясно… – Барковская шарила глазами по Волдемару и Светлане, как муж шарит по квартире в поисках следов измены жены.

Храповицкая подумала, что, если сейчас на лестнице появятся Аглая Динская и два её сына, у Веры Петровны мозг так перегреется, что поползёт из головы, перемешавшись с хной. Веру Петровну Светлана Львовна искренне ненавидела, покойного её мужа считала бездарем и сталинским прислужником. Отец как-то рассказывал ей, что настоящая фамилия Барковского Холопов и что он поменял её, считая, что Барковский звучит более респектабельно. Хотя прекрасному музыковеду и умнице Юрию Холопову фамилия совсем не мешала.

– Вы уж извините, что я в таком виде. Чую, кто-то дымит на лестнице. А время сейчас, сами знаете, неспокойное. Тут и мотоциклисты теперь разъезжают по дворам, как по стадиону, и шпаны всякой хватает. Вдруг кто чужой в подъезд поднялся? С этих станется. Ни стыда ни совести. Тем более что Клавдия Ивановна, лифтёрша наша, сами знаете, иногда так крепко спит сидя, что мимо неё всякий проскочить может. Да она и когда не храпит, иногда ленится спрашивать, кто к кому идёт. Я её сто раз на этом ловила. – Барковская явно не собиралась уходить.

– Какой управдом, такие и лифтёры, – зло сказала Светлана Львовна.

Барковская с управдомшей Толстиковой находилась в приятельских отношениях, и Храповицкая не преминула её кольнуть. Барковская промолчала.

Саблин закурил ещё сигарету. Его забавляла эта сцена. Баба была более чем колоритной.

– Послушайте, давайте я вас угощу пирожками. Я сегодня пекла, такие вкусные получились, пальчики оближешь. Мои обещали заехать. Но у них не получилось. Петенька, внучек мой, – Барковская обращалась сейчас только к Саблину, – захворал. А Люда – это дочь моя – не захотела его оставлять одного. Так что пирожков много, с капустой, с мясом, а пробовать их особо некому.

– Да мы только что поужинали, – вмешалась Светлана. – Спасибо!

– Нет-нет. Я вас так просто не отпущу. Поднимайтесь.

Барковская страдала от нестерпимой скуки и любой повод использовала, чтобы её развеять. А тут повод был просто-таки гигантским, невиданным. Незнакомый мужчина у Норштейнов! Да ещё такой интересный, мужественный. Это редкая удача! Ничего нельзя упустить.

– Честно скажу, от пирожков я не откажусь. – Саблин зевнул и потянулся. – Сейчас, мы только докурим.

– Да можете у меня докурить. Я вам кофе сделаю. У меня кофе прекрасный. В зёрнах. Арабский. Людочка где-то достаёт по большому блату.

Светлана Львовна сейчас проклинала всё на свете, но, похоже, от визита к соседке было уже не отвертеться. Что же за день такой сегодня…

Матч закончился вничью: 2:2. Димка расстроился, поскольку у «Спартака» были моменты, чтобы выиграть, однако утешало то, что ничья с бессменным чемпионом – результат более чем достойный. Да и справедливости ради, ЦСКА в концовке мог и вырвать победу.

Аглая, вернувшись после перекура, нашла братьев разгорячёнными и покрасневшими. Арсений пил водку залпом, чуть запрокидывая голову. Так пьют люди, склонные к богемной жизни. Аглая таких почитала.

– Арсений, налей-ка мне тоже. – Девушка присела к ним.

– И мне, – сквозь зубы пробурчал Димка. Его выводили из себя любые намёки на то, что он до чего-то не дорос. Жаль, окружающие об этом не подозревали.

– С ума сошёл? – взвился старший брат. – Сейчас мать вернётся. Да и мал ты ещё.

– Сказал, налей.

– Лучше вина выпей чуть-чуть, – ласково протянула Аглая. – Давай-давай, – она понизила голос почти до шёпота, – только быстро.

Она плеснула Димке в стакан вазисубани.

Они чокнулись втроём.

Аглаи, конечно, не терпелось вызнать, зачем Арсений приехал, как долго он останется, но она полагала, что пока это будет выглядеть не слишком деликатным.

– Ну, как ощущение? – недовольно спросил Арсений у Димки.

Его покоробило оттого, что парень так легко подчинился Динской, а его словами демонстративно пренебрёг. Но, с другой стороны, к чему ему его слушать? Какой он для него авторитет?

– Если ты вздумал меня опекать, то это не обязательно. Всё равно ты скоро уедешь. Но завтра мы обязательно пойдём к отцу.

У Аглаи в ушах аж защекотало. Так и бывший муж Светланы Львовны тоже здесь? Куда они к нему пойдут? Спросить? Нет. Ещё чуть-чуть надо подождать. Где же Светлана Львовна и её обаятельный бывший сослуживец? Что-то они долго там…

Арсений с тревогой ждал возвращения матери и Волдемара. Водка бродила в нём, всё настойчивей добираясь до глубины его обиды. А может, взять и высказать всё, что накипело, о том, как этот Волдемар