Концертмейстер - Максим Адольфович Замшев

У Отпевалова он чувствовал себя в безопасности: сюда супруга никогда не заявится, да и Аполлинарий Михайлович, как полагал гость, человек надёжный – не выдаст. Выпивая, Толоконников разбалтывался не на шутку. Чаще всего он приукрашивал события или попросту беспардонно врал. Но иногда внешторговец выдавал весьма любопытные сведения.

То, что он рассказал сегодня, ошеломило старого гэбиста. Это шанс! Это то стечение обстоятельств, которого ждёшь всю жизнь.

Отпевалов разрешал соседу курить у себя. Он любил запах сигаретного дыма, хотя сам не смолил уже много лет. Этот запах напоминал ему ночи, проведённые в кабинете на Лубянке, когда под портретом Сталина ему приходили в голову головокружительные идеи.

Витька, картинно выпуская крупные кольца и отхлёбывая принесённый с собой «Мартель», разоткровенничался:

– Представляете, через несколько дней здесь, в Ленинграде, впервые за последние лет тридцать пройдёт крупнейшая советско-французская встреча. Официально она посвящена торговым связям, но на самом деле будет обсуждаться взаимодействие СССР и Запада в новых условиях. Поговаривают, что прибудет сам Горбачёв. А от французов прилетят всякие шишки от бизнеса. Ждут самого Франсуа Дюмажа. У него, кстати, жена русская. Вроде он с ней приедет. Она у них какой-то меценат известный. Фонд музыкальный держит. Мне моя дочь про неё рассказывала. Дочь у меня, вы знаете, в Ленконцерте работает. А Дюмаж – это человек, к которому прислушивается сам Миттеран. После этой встречи должно измениться многое, очень многое. Железный занавес пора окончательно открыть. Мы не так уж страшны. Надо, чтобы мир нас увидел такими, какие мы есть. – Толоконников самодовольно причмокивал и теребил сальные волосы. Островок лысины на его голове, как заметил Отпевалов, отливал неестественно белым цветом.

– Да. Интересно. И что, как ты полагаешь, конкретно изменится?

– Мы начнём активней с ними торговать, пойдут разные обмены, к нам поедут их артисты, а наши – к ним, мир узнает всю правду про нашу перестройку, что мы готовы стать частью мировой цивилизации, перечеркнуть наследие тоталитаризма.

– А как же Афган? Они нам его что, простят?

– Из Афгана, скажу я вам, нам надо валить подобру-поздорову. И чем скорей, тем лучше, – он перешёл на шёпот, – пусть эти обезьяны сами разбираются между собой.

«Боже, какой идиот! Но это сейчас не главное».

Отпевалов, сославшись на дурное самочувствие, вскоре выпроводил Толоконникова.

Те дни, что остались до приезда в Москву Франсуа Дюмажа и его жены, урождённой Людмилы Гудковой, необходимо было провести максимально эффективно. Если он всё продумает до мелочей, останется в выигрыше.

Короткий декабрьский день на его глазах медленно, как застреленный пленный, сползал по стене дома на противоположной стороне улицы.

Перед сном он уж много лет традиционно прогуливался. Всегда брал с собой палку. Не для того, чтобы опираться на неё, – он держался на ногах покрепче любого двадцатилетнего. Палка могла послужить идеальным оружием в непредвиденных ситуациях.

Пока ему не приходилось её использовать в этом качестве. Но время меняется. Народ дуреет. Всякое может произойти.

Чувствовал он себя превосходно. Ветер, весь день по-разбойничьи гулявший по городу, теперь стих, и в пересекающихся почти всегда под прямыми углами улицах установилась хрустящая тишина, которую тревожили только редкие захлебывающиеся всхлипы поздних автомобилей. Прислушиваясь к этой тишине, старик дошёл до Литейного. Тут машины сновали чаще, а снег выглядел заметно грязней. Здесь его служебная «Волга» всегда поворачивала направо, чтобы уже по проспекту доехать до Конторы. Но в ту сторону он сегодня не пойдёт. Он сделает большой круг по Белинского, потом перейдёт через Фонтанку, по Толмачёва доберётся до Невского, а там начнёт возвращаться по Невскому до пересечения с Литейным, а потом домой. Прекрасный моцион!

Светофор лениво переключился на зелёный. Отпевалов пересёк проспект и зашагал по намеченному маршруту. Холод не такой уж страшный, но народ с улиц словно вымело. Никого! Хорошо, когда по пути никто не попадается.

Но как только он повернул с Литейного на Белинского, его грубо окликнули:

– Эй, дедок, покурить не найдётся?

Он остановился, выдохнул.

В нескольких метрах два парня выжидательно уставились на него. У обоих были на голове странные причёски, их кожаные куртки поблёскивали металлическими пуговицами, огромные, на шнурках, высокие ботинки выглядели грозно.

Отпевалов не собирался с ними церемониться:

– Я тебе не дедок, урод.

Один из начинающих гопников сплюнул под ноги, явно подсмотрев этот показушный плевок то ли в кино, то ли во дворе, и бросил другому:

– Похоже, папаша нарывается. Дед! Не жалко тебе себя? Ты воевал, небось. А немцы, которых ты бил, теперь сидят в тёплых ресторанах и пиво баварское пьют. А ты тут бродишь, того гляди свалишься. Даже бить тебя неохота. Дай бабки, все, что есть, и проваливай отсюда.

Договорить он не успел. Палка Отпевалова с огромной силой опустилась ему на голову, и парень рухнул на снег, мгновенно залив его кровью. Кореш поверженного так и остался стоять как вкопанный. Отпевалов по-кошачьи быстро и пластично приблизился к нему и ткнул пальцем куда-то под подбородок. Тот захрипел, упал на колени, потом опрокинулся навзничь.

Старик как ни в чём не бывало отправился дальше. Скоро этих уродов найдут! Может, живыми, а может, и нет. Если им повезёт и они очухаются, то, когда примутся объяснять, что на них напал какой-то старикан, их подымут на смех.

– Какие у тебя планы? – Светлана долго не решалась начать разговор, ожидая, что Волик сделает это за неё. Но он упорно молчал.

– Попробовать отыскать в тебе ту, что без памяти любила меня. – В голосе Саблина сквозила очевидная горечь.

Женщина посмотрела на мужчину так пристально, что тот не выдержал и отвёл глаза.

– Тебе не кажется, что это пошло? – Светлана задыхалась от фальши своей и его. Всё не так должно было быть.

– Что, по-твоему, пошло?

– Вот так вот приехать ко мне с вещами и лепетать что-то о любви. Ты спросил вообще, как я?

– Раньше тебя бы это, наверное, не смутило.

– Но раньше ты ко мне не приходил под вечер с вещами.

– Так некуда было приходить.

– А сейчас есть куда? Ты уверен?

– Сейчас мне больше некуда идти. Я только что выпущенный на волю зэк.

– Боже мой, о чём это мы? – вдруг вскрикнула Светлана и порывисто обняла Волдемара, не как возлюбленного, а просто как человека, которого уже и не чаяла увидеть, и вот он, живой, стоит перед ней, его можно пощупать, вдохнуть его запах.

От тоже обнял её, сначала совсем легко, а потом всё крепче, в конце концов сжав её так, что она едва не задохнулась. Она чуть отпрянула от него, улыбнулась. Лицо её просветлело, стало на миг совсем юным, все горести сошли