За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

любимых полотен. В столовой висела «Смерть Прокриды». Уинтон, приходя на обед или ужин, всегда придирчиво рассматривал эту картину: дьявольски подозрительная история, похоже, заворожила его. Майор одобрял столовую и ее обстановку – узкие дубовый стол, «как на последней вечере», украшенный синей льняной дорожкой, старый кирпичный очаг, створчатые окна с цветастыми занавесками – во всем прослеживался приятный глазу аскетизм, ловко смягченный женской рукой. Уинтон хорошо ладил с Саммерхеем, но проводить время наедине с дочерью ему нравилось больше. В тот вечер он был особенно рад, что им не мешают: последнее время Джип была задумчива и рассеянна. Когда они остались после ужина вдвоем, он спросил:

– Ты, должно быть, очень скучаешь, дорогая. Тебе надо чаще бывать на людях.

– О нет, отец.

«Не похоже, чтобы она хандрила в отрыве от общества, – подумал он, заметив ее улыбку. – В чем тогда дело?»

– Уж не получила ли ты какие-нибудь новости от Фьорсена?

– Ни слова. Но он, как я слышала, в этом сезоне опять играет в Лондоне.

– Вот как? Ну, пусть порадуются.

А про себя подумал: «Значит, причина не в нем тоже. Но ведь что-то же ее гложет – я готов поклясться!»

– Я слышал, что Брайан идет на повышение. На прошлой неделе один мой приятель сказал, что его считают самой яркой молодой звездой адвокатуры.

– Да, у него очень хорошо получается. – Уши Уинтона уловили тихий вздох. – Как ты думаешь, он сильно изменился с тех пор, как ты впервые его встретил?

– Не знаю. Разве что озорства поубавилось.

– Да, он почти перестал смеяться.

Слова были произнесены спокойным, ровным тоном, но Уинтон насторожился.

– Если день за днем выпытывать у людей, причем в основном у мерзавцев, их подноготную, любому станет не до смеха. Господи, что это за жизнь?

Однако, попрощавшись с дочерью и возвращаясь к себе при свете луны, Уинтон вновь поддался сомнениям и пожалел, что не спросил напрямик: «В чем дело, Джип? Ты беспокоишься из-за Брайана или тебе досаждает людская молва?»

В последние три года он подсознательно стал невосприимчив к собственному сословию и тем, кто к нему примазывался, стал проявлять еще больше заботы о бедняках – ходить в гости к батракам, мелким фермерам, небогатым ремесленникам, оказывать им мелкие услуги, когда представлялась такая возможность, совать их отпрыскам медную мелочь – и все в таком же духе. То, что эти люди не могли позволить себе такую добродетель, как гордость, не приходило ему в голову; Уинтон лишь замечал, что они относились к Джип уважительно и приветливо, и это отношение согревало его сердце, которое все больше ожесточалось против двух-трех помещичьих семейств и выскочек, обитавших на виллах вдоль Темзы.

Когда он приехал сюда в первый раз, главный землевладелец, с кем он был знаком много лет, пригласил его на обед. Уинтон принял приглашение с тайным умыслом: выяснить, как к ним относятся, и при первой же удобной возможности завел разговор о дочери. Джип, сказал он, полностью посвятила себя разведению цветов. Красный домик окружал неплохой сад. Жена друга чуть приподняла брови и ответила с нервной улыбкой: «Ах да! Ну, еще бы!» Возникла предсказуемая пауза. С тех пор Уинтон при встрече с приятелем и его женой здоровался с такой ледяной вежливостью, что мороз продирал знакомых до спинного мозга. Уинтона не интересовало их мнение о дочери, ему нужно было показать этим людям, что злословие дорого им обойдется. Конечно, это было глупо с его стороны, ибо, будучи до кончиков ногтей светским человеком, майор превосходно понимал: женщина, живущая с мужчиной, не состоя с ним в браке, ни за что не найдет одобрения у людей, поддерживающих хотя бы малейшую видимость соблюдения традиций. Джип не могла претендовать даже на зыбкую территорию, занимаемую разведенными и вновь вышедшими замуж женщинами. Однако даже джентльмен подчас не может устоять перед зовом беззаветной любви, поэтому Уинтон, как Дон Кихот, был готов в любой момент броситься ради дочери в атаку на любую ветряную мельницу.

Стоя за дверью гостиницы и делая последние затяжки на сон грядущий, он думал: «Много бы я дал за то, чтобы вернуть себе молодость и срезать кое-кого из этих лицемерных выскочек!»

Глава 2

Последний поезд приходил в одиннадцать тридцать вечера. Убедившись, что на подносе для ужина приготовлены бутерброды, Джип прошла в рабочий кабинет Брайана. Кабинет находился под прямым углом от дома прямо под их общей спальней. Она всегда приходила сюда, когда нечем было себя занять, чтобы лучше ощутить близость возлюбленного. Знай она о сомнениях отца, они привели бы Джип в ужас. Ее спонтанное нежелание встречаться с другими людьми имело легкообъяснимые причины. Условия жизни казались ей идеальными. Какое блаженство не общаться с теми, до кого тебе нет никакого дела, не участвовать в пустых светских мероприятиях. Всё в ее жизни теперь было реальным – любовь, природа, верховая езда, музыка, животные, бедняки. Что еще нужно для счастья? Ничего ни отнять, ни прибавить. Ей нередко казалось, что книги и пьесы, рассказывающие о несчастье женщин, оказавшихся в ее положении, насквозь лживы. Если ты любишь, что может быть лучше? Если женщина тем не менее несчастна, значит, она лишена гордости или не способна по-настоящему любить! Джип недавно прочитала «Анну Каренину» и временами рассуждала про себя: «В этом романе есть какая-то фальшь, как если бы Толстой пытался убедить читателей, что Анна втайне испытывает раскаяние. Любящий человек не испытывает раскаяния. Даже если бы у меня отняли ребенка, я все равно не пожалела бы, что влюблена. Ты либо отдаешься любви полностью, либо нет».

Она даже радовалась тому, что любовь навязывала оторванность от других. Ей нравилось быть отделенной от света, жить ради одного любимого. К тому же с самого рождения Джип стояла по отношению к высшему обществу особняком; ее любовь, как и любовь ее отца, находилась за гранью светской любви. Да и гордости у нее было побольше, чем у светских дам. Как могут женщины дуться и хныкать на свое отторжение обществом, пытаться пролезть обратно в высший свет, который их отталкивает? Где их женская гордость? Иногда она думала: если бы Фьорсен вдруг умер, вышла ли бы она замуж за Брайана? Что от этого изменилось бы? Ее любовь не стала бы крепче. Скорее всего, такой поворот только лишил бы Брайана последних сомнений на ее счет, сделал бы его самонадеянным. Джип предпочитала, чтобы все шло как прежде. Однако в Брайане она была не так уверена, как в себе, причем в