За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

– Дитя мое, как я могу позволить себе жить за твой счет? Это же нелепо!

– Если хочешь, можешь платить за все остальное – Лондон, путешествия, наряды. Мы можем договориться. Вопрос, разумеется, не в деньгах. Я всего лишь хочу, чтобы ты в любое время, если я стану тебе больше не нужна, смог просто перестать сюда приезжать.

– Это жестоко, Джип!

– Нет-нет, так много женщин теряют любовь мужчин, потому что слишком много от них требуют. Я не хочу потерять твою любовь по этой причине – вот и все.

– Но это же глупо, дорогая!

– Нет, не глупо. Мужчины – да и женщины тоже – всегда словно на привязи. А если привязь убрать…

– Раз так, то позволь платить за дом мне, а ты можешь покинуть его, когда тебе надоем я.

Голос Брайана звучал сдавленно, с обидой. Джип слышала, как он ворочается в кровати, словно подушки вдруг стали слишком жесткими.

– Я не могу объяснить, – пробормотала она. – Но реально этого хочу.

– Мы только-только начинаем совместную жизнь, а ты уже рассуждаешь так, словно готовишься к расставанию. Это обижает, Джип. Вот и все.

– Не злись, дорогой, – ласково попросила она.

– Тогда почему ты мне так мало доверяешь?

– Я доверяю, но хочу быть уверена – насколько это возможно.

Брайан опять заворочался.

– Я не могу!

– Ох, ну ладно! – тихо ответила Джип.

Наступило гробовое молчание. Оба лежали в темноте, не издавая ни звука, пытаясь угадать мысли другого, прислушиваясь к тишине. Прошло не меньше часа, прежде чем Брайан вздохнул и прикоснулся губами к ее губам. Джип поняла, что выиграла спор.

Глава 3

В кабинете лунный свет добрался до лица Джип, неподалеку ухала сова; нахлынули новые воспоминания – пожалуй, самые счастливые – о первых днях, совместно прожитых в этом доме.

В первую зиму Саммерхей сильно ушибся на охоте. Память об уходе за ним по прошествии двух лет казалась необычно сладкой. Поправлять здоровье они отправились в Пиренеи – повсюду цветет миндаль, снега на вершинах, голубое небо, – где провели восхитительные две недели. После возвращения в Лондон произошла неловкая встреча. Выходя однажды вечером из театра, Джип услышала за спиной женский голос:

– Ба, да это же Брайан! Сколько лет, сколько зим!

Брайан, настороженно растягивая слова, ответил:

– Приве-ет! Как поживаешь, Диана?

– О, не на что жаловаться. Где ты нынче обитаешь? Почему бы тебе не приехать к нам в гости?

– В деревне. Как-нибудь заеду. До свидания, – промямлил в ответ Брайан.

Высокая девушка, рыжеволосая, с восхитительно белой кожей, какая часто бывает у рыжих, и карими – да, карими! – глазами смерила Джип взглядом с головы до ног. Незнакомка явно сгорала от любопытства. Брайан немедленно взял Джип под руку.

– Пойдем поймаем такси.

– Ты не в обиде?

– Я? Конечно, нет. Главное – чтобы ты не была в обиде.

– Кто она?

– Моя троюродная сестра Диана Лейтон.

– Ты ее хорошо знаешь?

– Даже чересчур!

Он взглянул на Джип, за серьезностью на его лице притаилась улыбка. Ах как можно дразнить любящего человека! Образ этой девушки с ослепительно белой кожей, жаркими карими глазами и горящими медью волосами по сей день вызывал у Джип неприятные ощущения. После того вечера Брайан и Джип оставили все попытки скрывать свои отношения и ходили куда хотели, не заботясь о том, что могут случайно наткнуться на знакомых. Джип быстро поняла, что ничто так не помогает игнорировать отношение общества, как увлечение сердца. К тому же они редко бывали в Лондоне вместе, а в деревне тем более ни с кем не водили знакомства. Однако Джип ни на минуту не покидало ощущение, что ее идеал жизни мог не совпадать с идеалом Брайана. Он бывал в свете, встречался с людьми. Его нельзя было отрывать от светских развлечений и обязанностей, чтобы он однажды не решил, будто ущемлен по ее вине. Ежедневные ранние поездки в Лондон утомляли его, поэтому Джип убедила Брайана снять квартиру в Темпле и ночевать там три дня в неделю. Несмотря на все уговоры, она ни разу не появилась в этой квартире, а когда бывала в Лондоне, останавливалась на Бери-стрит. Безотчетное суеверие заставляло ее избегать всего, из-за чего она могла показаться обузой Брайану. Кроме того, Джип хотела оставаться желанной, чтобы любимого влекло к ней, когда они бывали разлучены. Она никогда не расспрашивала, куда он ездил и с кем встречался, но временами Джип одолевали сомнения, хранит ли он ей верность в мыслях, любит ли так же сильно, как прежде. Радость омрачалась набегающими тучами мыслей, пока Брайан не возвращался и солнце не сияло с новой силой. Такая любовь, как у нее: страстная, восхищенная, заботливая, самоотверженная, но втайне требующая такой же ответной любви – ибо разве может гордая женщина любить того, кто ее не любит? – такая любовь всегда жаждет более полного союза, чем тот, который она способна обрести в мире, где все течет и изменяется. Джип даже не помышляла о попытке высвободиться из этих любовных оков. С того момента, когда поняла, что любимый дороже ей даже собственного ребенка, она отрезала все пути назад, все поставила на одну карту, как некогда сделал ее отец.

Лунное молоко заливало старую конторку и вазу с тюльпанами, окрашивая цветы неземным цветом, словно они явились из мира, в который смертным нет входа. Поблескивал бронзовый бюст старика Вольтера – Джип подарила его Брайану на Рождество, – отчего казалось, что великий мыслитель улыбается, прищурив глаза. Джип развернула бюст, чтобы свет падал на другую щеку. Из-под бюста торчал уголок письма. Джип вытащила его, подумав: «Вот умник! Любой предмет у него заменяет пресс-папье». Неестественно яркий свет луны позволил прочитать первую строку:

«Дорогой Брайан, я тебе вот что скажу: ты растрачиваешь себя…»

Джип опустила письмо и аккуратно засунула обратно под бюст. Что, если он оставил его там намеренно? Джип встала и подошла к окну, борясь с искушением дочитать письмо до конца и узнать, кто его прислал. Нет! Она не поддастся соблазну. Чужие письма не читают! До нее вдруг дошла вся важность первых слов: «Дорогой Брайан! Я тебе вот что скажу: ты растрачиваешь себя…» Письмо-то явно не первое! Рука – женская, но не матери и не сестры: их почерк она знала. Кто же это столь прямо заявляет, что он зря растрачивает себя? И ведет с ним переписку? Не иначе какая-то близкая знакомая, чьего имени она не знает, потому что