За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

на подбородках детей, гуляющих по лютиковому полю. Местный народец отошел от всех жизненных хлопот и, дожидаясь своего последнего часа, делал все, чтобы еще немного его оттянуть. Им это хорошо удавалось.

Джип с отцом остановились в гостинице, где Уинтон мог пить воду и принимать ванны, не взбираясь по трем холмам. После Висбадена Джип впервые за долгое время приехала на водолечебный курорт. Неужели прошло всего шесть лет? Она чувствовала себя совершенно другим человеком. Прежде каждый глоток жизни напоминал искристое шампанское, от которого никогда не пьянеешь. Теперь же она пила жизнь длинными глотками и все никак не могла утолить жажду.

Все эти недели она не отходила от отца, но жила ожиданием почты, и, если по какой-то причине ежедневное письмо не приходило, сердце Джип проваливалось в бездну. Она писала каждый день, иногда по два письма, но, вспомнив, ради чего заставила себя пойти на разлуку, отправляла только одно, а второе рвала. На первой неделе письма Брайана сохраняли некоторую невозмутимость, на второй стали пылкими, на третьей – импульсивными: он то не мог дождаться возвращения, то капризничал и хандрил, но главное – становились все короче. На третьей неделе приехала тетка Розамунда. Добрейшая душа решительно поддержала Джип в ее новом положении – мол, так Фьорсену и надо. Почему бедный ребенок должен чахнуть без любви? Тетушка ни во что не ставила мужчин и еще ниже ставила законы брака. На ее взгляд, любая женщина, бросив вызов законному браку, совершила подвиг. Тете не приходило в голову, что у Джип и в мыслях не было бросать вызов брачным законам. Голубая аристократическая, бунтарская кровь Розамунды вскипала от гнева на «душных», как она их называла, людей, все еще считавших женщин собственностью мужчин. Очевидно, это отношение побуждало ее тщательно следить за тем, чтобы самой не угодить в такие же силки.

Розамунда привезла Джип важную новость.

– Я как-то раз шла по Бонд-стрит неподалеку от кондитерской. Ну, ты знаешь, дорогуша, это там, где подают особенный кофе со сливками. И кто оттуда выходит? Мисс Дафна Глиссе и наш дружок Фьорсен – с довольно понурым видом. Когда он подошел ко мне, его подружка следила за ним, как рысь. Нет, правда, дорогуша, мне даже стало его жаль: у него на лице застыло такое голодное выражение, будто все радости доставались этой особе, а ему не перепадало ни крупинки. Можешь мне поверить. Он спросил, как твои дела. Я ответила, что очень хорошо.

«Когда вы увидите ее снова, – говорит, – скажите ей, что я ее не забыл и никогда не забуду. Однако же она была права – я подхожу только для таких». И бросил на эту девушку такой взгляд, от которого мне стало не по себе. Затем коротко кивнул, и они ушли. Его спутница просияла как медный грош. Мне было по-настоящему жаль его.

Джип спокойно ответила:

– Ах! Не надо его жалеть, тетя. Он всегда умел пожалеть себя сам.

Розамунда, слегка потрясенная циничной репликой племянницы, замолчала. Бедная женщина плохо знала Фьорсена!

В тот же день, после полудня, Джип сидела под навесом на общественном лугу с книгой на коленях, удерживая в голове одну длинную мысль: «Сегодня четверг, в понедельник пройдет еще одна неделя, остается – целых! – одиннадцать дней», когда к ней медленно приблизились три фигуры – мужская, женская и еще одна, отдаленно напоминающая собаку. Английские эстетические вкусы и человеческое самоуправство сплющили нос пса, лишили его половины ушей и почти всего хвоста. Псина страдала одышкой и апатично двигалась вперевалку. Голос рядом с Джип произнес:

– Достаточно, Мария. Посидеть на солнце можно и здесь.

Если бы не этот голос, приобретший простуженную скрипучесть у бесчисленных могил, Джип не узнала бы мистера Уэгги, потому как он сбрил бороду, оставив одни бакенбарды. В свою очередь миссис Уэгги невероятно раздалась вширь. Они долго возились, устраиваясь рядом с Джип.

– Садись тут, Мария. Чтобы солнце не застило глаза.

– Нет, Роберт. Я сяду здесь. А ты – там.

– Нет уж, сиди здесь!

– И не подумаю. Иди сюда, Утик!

Собака, однако, упрямо не покидала дорожку и смотрела на Джип, водя из стороны в сторону приплюснутым носом. Мистер Уэгги проследил за взглядом пса.

– О! – воскликнул он. – О! Какая неожиданность!

Потеребив соломенную шляпу, он протянул свободную руку Джип. Ладонь мистера Уэгги была на ощупь еще толще и суше, чем прежде. Во время рукопожатия собака подошла и села у ног Джип. Миссис Уэгги тоже протянула руку, затянутую в блестящую перчатку.

– Как я… э-э… рада, – пробормотала она. – Кто бы мог подумать, что мы вас встретим. Ой, не разрешайте Утику прислоняться к вашему прекрасному платью. Иди сюда, Утик!

Пес не сдвинулся с места, прижимаясь спиной к ногам Джип. Мистер Уэгги, облизнув губы, которые Джип впервые могла лицезреть без густой поросли, неожиданно спросил:

– Вы, часом, не поселились здесь?

– О нет! Я приехала с отцом на курорт.

– А-а, я так и подумал, я вас здесь раньше не видел. Мы уже как год отошли от дел и переехали сюда. Неплохое местечко.

– Да, очень милое, не правда ли?

– Нас потянуло на природу. Воздух нам вполне подходит, хотя… э-э… немного железистый, если можно так выразиться. Зато люди здесь живут долго. Мы давно искали такое место.

Миссис Уэгги добавила тоненьким голоском:

– Да, мы сначала собирались в Уимблдон, но мистеру Уэгги здесь больше понравилось. Есть где погулять. И это место более… избранное. Друзьями обзавелись. Церковь нам тоже нравится.

Лицо мистера Уэгги приняло неуверенное выражение.

– Я всегда был исправным прихожанином, – с некоторым вызовом сказал он, – не знаю, как так получается, однако церковь в этих местах выглядит более… подходящей к наклонностям моей жены. Я всегда говорю как есть.

– Должно быть, местный дух влияет? – пробормотала Джип.

Мистер Уэгги покачал головой:

– Дух? Нет, до ладана мне никогда не было дела. Мы же не католики. А как вы поживаете, мэм? Мы часто вас вспоминаем. Вы хорошо выглядите.

Лицо мистера Уэгги приняло мутно-оранжевый оттенок, а миссис Уэгги – почти свекольный. Собака под ногами Джип пошевелилась, покрутилась на месте и снова припала к ее ногам.

– Мне буквально сегодня рассказывали о Дейзи, – тихо сказала Джип. – Ваша дочь стала большой знаменитостью.

Миссис Уэгги тяжело вздохнула. Мистер Уэгги отвел взгляд в сторону и пробурчал:

– Это болезненная тема. Она, конечно, зарабатывает по сорок-пятьдесят фунтов в неделю, и о ней пишут во всех газетах. Большой успех – не спорю. Много работает. Не удивлюсь, если она откладывает по полторы тысячи в год. Я