За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

– Вы видели ее последнюю фотографию? – спросила миссис Уэгги. – Ту, где она стоит между двумя большими вазами с гортензиями? Это она сама придумала.

– Мне всегда лестно, когда она приезжает сюда на машине, – вдруг пробормотал мистер Уэгги. – Но я искал здесь покой после той жизни, что вел раньше, и не хочу хвастать подобными вещами – особенно перед вами, мэм. Правда-правда.

Наступила пауза, мистер и миссис Уэгги смотрели себе под ноги, Джип – на собаку.

– А-а, вот ты где!

Появившийся из-за навеса Уинтон остановился и слегка вскинул брови. Джип не смогла удержаться от улыбки. Обветренное узкое лицо отца, полуопущенные веки, тонкий нос, маленькие жесткие седые усики, не скрывающие твердой линии рта, поджарая прямая фигура, горделивая осанка, высокий бесстрастный четкий голос были полной противоположностью приземистой фигуре мистера Уэгги с короткими толстыми ножками, мясистым грубым лицом, глухим, хриплым, но при этом маслянистым голосом. Как если бы Провидение вздумало устроить демонстрацию крайних противоположностей социального спектра.

– Мистер и миссис Уэгги… мой отец, – представила их друг другу Джип, но подниматься не стала.

Уинтон приподнял шляпу. Утик все еще прижимался к ее ногам.

– Рад вас видеть, сэр. Надеюсь, воды идут вам на пользу. Говорят, здешние действуют лучше всего.

– Спасибо. Во всяком случае, они не опаснее для жизни, чем в других местах. Вы тоже ими лечитесь?

Мистер Уэгги улыбнулся:

– Не-ет, мы здесь живем.

– Вот как? И у вас есть чем занять себя?

– По правде говоря, я приехал сюда в поисках покоя, однако раз в неделю хожу в турецкую баню – очень освежает, открывает все поры.

– Как раз то, что нужно моему мужу, – поддакнула миссис Уэгги.

– Да, – согласился Уинтон. – Это ваш пес? Немножко философ, а?

– О, он большой шкода! Правда, Утик?

Почувствовав себя в центре внимания, пес встал на задние лапы, и морда его оказалась прямо напротив лица Джип. Она воспользовалась случаем и поднялась.

– Боюсь, нам пора идти. До свидания. Очень приятно было встретиться с вами еще раз. Когда увидитесь с Дейзи, передавайте ей от меня привет.

Миссис Уэгги неожиданно полезла в ридикюль за носовым платком. Мистер Уэгги натужно кашлянул. Утик поплелся вслед за ней и Уинтоном, но миссис Уэгги окликнула собаку из-под прижатого к лицу носового платка.

– Значит, это их кобылка, – тихо сказал Уинтон. – Кто бы мог подумать, что у нее обнаружатся такие способности. Твоя тетя говорит, что она по-прежнему с нашим дружочком.

Джип кивнула:

– Да. И надеюсь, счастлива.

– А вот он, очевидно, недоволен. Так ему и надо.

Джип покачала головой:

– Зачем ты так, отец.

– Ну, я не желаю ему ничего хуже того, что с ним и так, скорее всего, случится, но когда вижу, с какой надменностью люди имеют наглость на тебя смотреть… Господи!

– Милый мой, какое это имеет значение?

– Для меня очень даже имеет. Как они смеют! – запальчиво возразил Уинтон и скривил губы в угрюмой усмешке. – Ну да, что касается осуждения соседей, тут мы все одинаковы. Аутсайдеры скачек на приз милосердия – Чарлз Клэр Уинтон, церковь и людская молва.

За несколько дней, проведенных в Танбридж-Уэллсе, они сблизились больше, чем за многие годы. То ли панцирь майора размягчили водные процедуры, то ли «железистый», по выражению мистера Уэгги, воздух, оказал на Уинтона прямо противоположное воздействие, но он отошел от главного принципа мужчины – скрывать то, что у тебя происходит в душе, и говорил о своих делах откровенно и непривычно много – как того-то и того-то удалось поставить на ноги, еще одного отправить в Канаду, как чьей-то жене помогли выйти из тюрьмы, а чьей-то дочери – вернуться к нормальной жизни после срыва в порок. К Джип снова вернулось детское восхищение отцом.

В последний день после обеда они гуляли вместе по лесополосе, тянувшейся за гостиницей. От возбуждения в связи с окончанием добровольной епитимии и растроганности красотой освещенных солнцем деревьев она с трудом поддерживала разговор. Зато Уинтон в предчувствии скорой разлуки был крайне словоохотлив. Начав с пагубных перемен в мире скачек – сплошной плутократии, американских седел, засилья букмекеров и прочих печальных явлений, – он перешел к жалобам на общее состояние дел. Парламент, как он считал, особенно после того, как парламентарии стали получать жалованье, растерял самоуважение; города пожирают деревню; охотничьи угодья под угрозой; всесилие и пошлость прессы приводят в ужас; женщины окончательно потеряли голову; все, похоже, шарахаются от «благородных манер». К тому времени, когда маленькая Джип достигнет нынешнего возраста ее матери, все будут жить под пятой наблюдательных комитетов, обитать в городах-парках и отчитываться за каждую истраченную полукрону и за каждые полчаса личного времени. Лошади почти переведутся, их будут показывать раз в год на параде лорд-мэра. Даст бог, он не доживет до того, чтобы увидеть все это своими глазами. Неожиданно Уинтон спросил:

– Как ты думаешь, Джип, что бывает после смерти?

Они сидели на одной из тех скамей, что бывают безо всякого видимого порядка разбросаны на лоне природы. Вереск и папоротник-орляк уже начали менять цвет. Жужжание мух, тихий шелест листвы и шорох мелкой живности сливались в один звук. Джип, глядя на лес, ответила:

– Ничего не бывает, отец. Мне кажется, мы просто уходим, и все.

– Ага! И я того же мнения!

Оба не подозревали, что другой тоже размышлял на эту тему.

Джип пробормотала:

La vie est vaine –

Un peu d’amour,

Un peu de haine,

Et puis bonjour![27]

Уинтон то ли крякнул, то ли усмехнулся, и посмотрев в небо, сказал:

– И все-таки что они называют Богом? Что это? Только то лучшее, что ты сам можешь из себя выжать, и ничего другого, насколько я могу судить. Забудь! Человек способен вообразить только то, что укладывается у него в голове. И все-таки я хотел бы умереть на охоте, как Уайт-Мелвилл. Есть только одна вещь, которая всегда ставила меня в тупик. Ты всю жизнь связываешь себя с одной душой. Но приходит смерть, и тебя больше нет! Зачем любить, если больше не будет новой встречи?

– Да, только кто на это обращает внимание? Разве, если сильно хотеть новой встречи, она станет от этого реальнее? Мир не может существовать без любви. Может быть, и есть смысл жизни – любить кого-то или что-то всем сердцем?

Уинтон уставился на дочь, немного удивленный глубиной ее мысли.

– Д…да, – проронил он наконец. – Мне