Базельские колокола - Луи Арагон

XX

На следующий день у Меркюро был тот самый обед, на котором Катерина встретила лейтенанта Дегут-Валеза. Назавтра утром они вместе гуляли в Булонском лесу. А ещё через день Катерина сошлась с молодым офицером.

Эта безумная, восторженная девушка, с такой страстью тянувшаяся к мужчинам, около двух лет прожила как целомудренная девственница. Это для неё самой было чудовищно и непонятно. Теперь, сидя раздетая на кровати рядом со своим спящим любовником в случайной комнате, она думала о том, что вот она, как будто это для неё самое естественное, опять сошлась с офицером. Это её смущало и раздражало. Что ж она — солдатская девка? На этот раз это был просто белокурый, восхищённый ребёнок, и ей стоило только посмотреть на него, чтобы он весь загорелся. Красивый мальчик. Те, которые крикнули «пли!» на Ленских приисках, может быть, были такими же красивыми мальчиками, как Фернан. Этого — звали Фернан.

Может быть, она следует своей судьбе, — ведь в первый раз она принадлежала Жану Тьебо? Здесь, в кровати, чувствуя рядом с собой этого ещё вчера чужого человека, она опять думала о Викторе. Из-за него, из-за неприступного Виктора, она отдалась, как только были произнесены первые слова любви, молодому человеку, который в себя не мог прийти от неожиданно лёгкой победы. Слова любви… Любовь… Ах, слово любовь на всю жизнь изменилось после того, как его произнесли губы молоденького Суди, нежного мальчика, больного сифилисом и туберкулёзом, которого в один прекрасный день, на заре, поведут убивать.

Она произнесла вслух: «Любовь!» — и посмотрела на Фернана.

Его молодые, сильные плечи высвободились из-под простынь, голова, склонённая набок, утопала в подушке, рот был полуоткрыт. Он спал так же, как спят они все. Катерина узнавала сон Режиса, Поля Ионгенса, Девеза, многих других, — они спали так же, как Фернан. И этот, как другие, мог заставить её кричать, но не мог её растрогать.

Он не проснулся, когда она встала. Он нацеловался и теперь отсыпался. Она оделась тихонько, как воровка. Внизу её окинул странным взглядом коридорный.

В тот же вечер она бежала в Берк. Она не отвечала на письма лейтенанта Дегут-Валеза.

Из Берка Катерина следила за тем, как протекал кровавый конец апреля, когда погиб Бонно. После истории Суди аресты, начавшиеся с первых дней апреля, участились: Каруи выдал товарищ, Калемена выдала женщина. Но когда во время обыска в Иври помощник начальника Сюртэ, Жуэн, неожиданно встретился лицом к лицу с Бонно, последний убил его двумя пулями из револьвера. Таким образом закончилось соперничество между двумя полициями. Петля доносов так быстро затянулась, что приходится верить в невероятное количество внезапных предательств, — в противном случае придётся допустить, что во время страшной и беспримерной авантюры этих двух сбившихся с пути героев за ними неотступно следила та самая полиция, которая якобы разыскивала их.

Кто привёл Жуэна 24 апреля к перекупщику Гози, где его ждала смерть? Он был слишком, и недостаточно хорошо, осведомлён. Он был послан в Иври, так как подозревали, что бумаги, украденные в Тие ещё 3 января, находятся именно в этом доме — из целой Франции именно там. И случилось так, что из целой Франции Бонно скрывался именно в этом доме. Но ведь начальник Жуэна публично сделал ему выговор, он дисциплинированный чиновник и идёт туда, куда его посылают. Там его ждала смерть.

Наследство правительства Кайо в полиции было таким образом ликвидировано. Ксавье Гишар берёт дело в свои руки. В несколько дней он справляется с Бонно; согласно его собственному выражению, он не только хороший полицейский, но и хороший чиновник. И 29 апреля в Шуази-ле-Руа начинается охота. Теперь следует уничтожить Бонно, он больше не может быть полезен единой полиции. Всем известна позорная история этой осады, в которой принимали участие две роты республиканской гвардии, огромное количество полиции и жандармерии под надзором Лепина и того самого Лекувэ, вокруг которого через двадцать два года, после февральских событий, опять собрались тайны французской магистратуры и полиции.

Тысячи с лишним человек оказалось вполне достаточно, чтобы пристрелить одного человека. Одного человека оказалось вполне достаточно, чтобы с совершенной очевидностью показать низость и трусость французской полиции, такой героической, когда дело идёт о подлоге, о том, чтобы подсунуть револьвер в карман арестованного рабочего, чтобы толкнуть на преступление тех, кто перед лицом банкиров, фабрикантов, провокаторов перестаёт понимать, что есть зло, что есть добро; одного человека было вполне достаточно, чтобы запятнать своей кровью и мозгами защитников строя, которые через два года окружили себя ореолом двух миллионов трупов.

Но вместе с агонией Бонно во Франции начинается агония анархии. Вместе с Бонно рухнуло самое понятие, заставлявшее Либертада отрицать деление мира на классы и требовать одновременно уничтожения банкира и контролёра метро.

Относительно спокойные первые майские дни были для Катерины кошмаром. Она видела два разных боя, — теперь она сравнивала два разных поражения: забастовку такси и драму в Шуази-ле-Руа. Со всем романтизмом молодости она восторженно стояла на стороне падших титанов, молниеносной эпопеи, в течение пяти месяцев мрачно освещавшей какой-то свой мир. Но этой азартной игре, этому чёт или нечет, орёл или решка, противостояли сто сорок четыре дня шофёрской борьбы. Она не могла уже презирать будничное исполнение обязанностей, презирать профсоюзы, социализм, как она их презирала когда-то с высоты человека, которого они не интересуют и который, кстати сказать, каждый день обедает. Она слишком близко видела эту иную форму героизма. В середине мая Виктор писал ей: «Теперь мы вербуем людей в профсоюз. Я устроил в гараже собрание…» Где же сегодняшние титаны? В то время как она, с ей самой непонятным волнением, читала это простое письмо, в Ножан-на-Марне началась осада дома, в котором скрывались Валэ и Гарнье. На этот раз пустили в ход пулемёты. Это было ужаснее, чем в Шуази-ле-Руа. Из Парижа в автомобилях приехали люди общества, у которых были связи в префектуре и прессе. Внуки версальцев прибежали на урок гражданской войны, как два месяца тому назад они ездили в Венсеннский лес, как они 14 июля ездят в Лонгшан брать уроки патриотизма. Для этих людей, изменивших театру ради реального зрелища, бандиты — имейте это в виду! — были в первую очередь взбунтовавшимися рабочими. Ведь не напрасно домовладельцы обучают своих собак бросаться на людей в кепках. Итак, Гарнье и Валэ умерли в три часа ночи.

В Берке господин Безедье становился всё невыносимей. Это было особенно неприятно, оттого что квартиры