Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

Ну целое событие! Вечером легла спать и долго перебирала в уме: как Колька подбежал ко мне, как посмотрел на меня, как погладил по руке, потом стала думать, почему именно эта песня понравилась Кольке. Ведь песня-то простоватая, так себе. Вот другая песня из кинофильма «Первая перчатка» была бы в самый раз. Я когда пела её дома, думая о некоем гипотетическом прекрасном юноше, буквально таяла от нахлынувших чувств:

С той поры, как мы увиделись с тобой,

В сердце радость и надежду я ношу,

По-другому и живу я, и дышу

С той поры, как мы увиделись с тобой.

Милый друг, наконец-то мы вместе!

Ты плыви, моя лодка, плыви.

Сердцу хочется ласковой песни

И хорошей, большой любви.

Стала в уме вспоминать слова «Уралочки», и вдруг меня, как током ударило! Слова-то в конце песни какие!

Приду, сыграем свадебку,

По чарке разольём,

И скоро сыну имечко

Придумаем вдвоём!

«Это о чём думает Колька? О какой свадебке и каком сыне? Ужас! Да как ему не стыдно? Да не может быть, чтобы он так обо мне думал! А может, и не обо мне? – вдруг осенило меня. – Ну, конечно, не обо мне!» Я рассердилась и решила: «Не буду больше думать о Кольке, ну его!»

Моя школьная жизнь не давала мне расслабляться, погоня за пятёрками продолжалась. Прибавились новые предметы. Физика противная и нелюбимая, например, а надо и её учить. Люсин родственник, муж её сестры и наш учитель по физике Валентин Владимирович влепил мне за устные ответы на уроке две тройки подряд, я чуть с ума не сошла с расстройства, бегала в нашу баню реветь (публичных слёз я не допускала). Но, видимо, я действительно плохо понимала законы Ньютона; вызубрив правило, в решении задачек путалась, и Валентин Владимирович сам страдал не меньше моего, ставя мне, отличнице, тройку, потому что скоро конец четверти, а я такая тупая и чего доброго контрольную по физике не напишу. Но я поднапряглась, что-то поняла, потренировалась в решении задачек дома и справилась с четвертной контрольной. Пять!

В свободное время я много читала. Брала книги в библиотеке и проглатывала их запоем. Неважно, хорошая книга или плохая, лишь бы про любовь в ней что-то было. Не помню названия одной детской книги, но читала её с особым вниманием. Понравилась в романе девочка моих лет по имени Лена. Она была красива: пепельные вьющиеся волосы и, главное, глаза с пушистыми густыми ресницами. Однажды её увидела актриса Казанцева, тоже красавица, но и она вслух воскликнула: «Ух, ты! Красивая какая!» И я стала с пристрастием рассматривать себя в зеркало, с огорчением отмечала: нет, я некрасивая! Вот если бы мне вьющиеся волосы Эмки Гребельской, да улыбку Гали Груздевой, да глаза Люси Чегодарь – моих подружек, а так я не смотрюсь совсем. Надо сказать, мы все хорошо учились, и педсовет, не знаю зачем, поощрял нас и возносил, как лучших учениц школы. В то время рекорды всяких Стахановых и Ангелиных не сходили со страниц газет. А в газете «Пионерская правда» печатали о лучших пионерах страны, которых посылали в пионерский лагерь «Артек» – вот бы нас послали! Но сейчас думаю, что за достижение – учёба на пятёрки? Рассматриваю одну школьную фотографию: я – в центре со знаменем Совета отряда, Люся Чегодарь, Эмма Гребельская, Галя Груздева, Валя Ухина и Вовка Усов – лучшие ученики школы. Вовка не вписывается в нашу нарядную шеренгу, пристроился впереди, хоть бы надел светлую рубашку, а то встал во всём чёрном да ещё лыбится во время фотографирования. Себя я тоже раскритиковала: стою на тоненьких, кривеньких ножках в валеночках, судорожно вцепилась цыплячьими лапками в древко знамени, правда, лицо у меня такое торжественное. А вот подружки мне понравились, все на крепких ножках, живые такие – хорошо получились, не то что я! Ну когда я вырасту и буду похожа на человека?

И я зачитывалась книжками с героическим содержанием, с красивыми героями. Недалеко от школы был клуб, и я приноровилась после уроков оставаться там, чтобы полистать журналы «Огонёк», посмотреть картинки, почитать заинтересовавшие меня статьи и рассказы. Поскольку мы учились во вторую смену, я не волновалась, что не успею сделать домашние задания; завтра с утра и буду их делать.

Наш клуб притягивал и спортивную молодёжь. В то время было повальное увлечение волейболом, и поскольку перед клубом была настоящая волейбольная площадка с сеткой на столбах, вечером до самой темноты и до наступления зимних холодов раздавались шлепки по мячу и крики болельщиков. Наш Герка тоже пропадал на площадке.

Как-то раз я припозднилась в клубе, вышла, чтобы идти домой, а уже вечерело – осенью темнело рано. Я заволновалась: идти домой через лес два километра страшновато. Я подошла к Герке, стала уговаривать его пойти со мной, но он наотрез отказался: иди, мол, одна, не маленькая и нечего было сидеть так долго в клубе.

Пошла, уговаривая себя ничего не бояться. А как же партизаны, например, жили в лесу? И вообще надо закалять волю и воспитывать в себе смелость! Нарочно, вот, пойду медленнее. Ох, нет! Идти днём по лесу одно, а в сгущающейся темноте – совсем другое. Как-то обостряется слух, даром, что я после детской кори глуховата, слышу все лесные звуки и шорохи. И ведь правда, я услышала шаги за спиной! Скорее, не услышала, а интуитивно почувствовала. Так бывает. Я оглянулась и похолодела: за мной действительно кто-то шёл! Словно заяц, я прыгнула с дороги в сторону, в кусты, попала в неглубокую яму, упала и осторожно выглянула. В яме и в лесу было совсем темно, а дорога в сумерках ещё просматривалась. Я увидела, что на дороге стоит буквально напротив меня и озирается… Колька! Сердце у меня выпрыгивало из груди, я боялась, что он сейчас будет искать меня. Но он, постояв немного, побежал вперёд по дороге. Я подождала, когда он скроется из глаз, выскочила из ямы и помчалась назад к клубу. Герка был ещё там и сидел среди болельщиков на лавочке. Я отозвала его в сторону и стала умолять:

– Гер! Ну пошли домой! Я боюсь!

Нехотя он согласился. Всю дорогу ворчал и сердился на меня:

– Не приставай ко мне никогда! Я тебе не пастух и не нянька!

Наступила зима. Мы с Люсей привычно бегали в школу.