Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

изречения из прочитанных книг: «Ну вот: я уже не девушка! Я дала парню поцеловать себя!» Хорошо, что эта запись не попала на глаза моей маме. Вот бы она всполошилась: дочь в свои 13 лет уже не девушка, хотя на самом деле дочь наивно полагала, что потерять честь для девушки – это просто позволить парню поцеловать себя! Умора!

На другой день мои братья и я с узелочками отправились на новый Ленинск к столовой, откуда в Миасс ходили машины-пассажирки. Бабушка оставалась, чтобы сдать дом новым хозяевам. Мы купили билеты, ребята куда-то отошли. Я в растерянности стояла: как я залезу в кузов грузовика? Но появился вдруг Колька, ловко запрыгнул в кузов и втянул меня за руки. Мы молчали: при народе разве о чём-то скажешь? Я вообще делала вид, что не знаю его. Появились братья. Объявили отправление грузовика. Колька протянул мне руку для пожатия, сказал: «До свидания, Люся! Я напишу тебе, а может, и приеду в Миасс!» Меня передёрнуло: «Вот ещё! Что он говорит? Ведь все нас слышат!» А Колька явно был огорчён и расстроен. Он соскочил с грузовика и, не оборачиваясь, пошёл по дороге.

Не могу сказать, что я сильно огорчилась. В книгах и в кино через разлуку проходят почти все влюблённые. Опять же переезд на новое место жительства, другая школа и другой класс и, главное, где? В городе! Никаких особых огорчений, что я уезжаю навсегда с Ленинска, что расстаюсь с подругами. Новая жизнь у меня будет! Накануне сбегали с Люсей Чегодарь на «диван», прокричали: «Прощай, школа!» А я ещё прокричала: «Прощай, Ленинск! Здравствуй, новая жизнь!»

О родителях и семейных трудностях

Жила я в каком-то параллельном мире, разбиралась со своей морковь-любовью и не слишком сознавала, что у папки крупные неприятности, что благополучие нашей семьи стоит на грани чего-то страшного. Ничего-то я не знала и не ведала! Чем, например, было вызвано, что папка некоторое время жил отдельно от нас в забытой Богом глуши леса Михеевке, устроившись работать там на шахте? Почему, отправив меня в пионерский лагерь, моя мама поехала к папке и в летнее время стала там работать в детском доме для сирот? Наконец, чем вызван отъезд наш на жительство в Миасс?

Ничего я тогда этого не знала! Знала одно, что живу в счастливое время в счастливой стране под руководством великого и мудрого вождя всех времён и народов – любимого нашего товарища Сталина! И не задавалась вопросом, почему война восемь лет как закончилась, а большинство людей живёт по-прежнему трудно и впроголодь. Вот и мои родители еле сводят концы с концами. Если бы не корова, огород – трудно элементарно кормить свою семью. А в пятидесятые годы вдруг начались перебои с хлебом. Очередь за ним занимали с вечера, не надеясь, что утром его подвезут в наш магазин. Поскольку мы жили напротив магазина, мы в эту очередь становились на дежурство всей семьёй и сменяли друг друга. Меня обычно посылали вечером, мне на смену приходили братья – до утра. Но как-то раз мне тоже захотелось постоять ночью – казалось, что это так романтично. Мама согласилась, благо стояла летняя пора. Увы! Мне быстро надоела такая романтика. Главное, не разрешалось надолго уходить, и я собрала всю свою силу воли, чтобы продержаться до пяти часов утра, когда меня должна была сменить бабушка: ведь если в восемь утра хлеб подвезут, то она должна быть начеку и готовой предстать перед прилавком одной из первых, отражая давку и разного рода разборки, «кто стоял, а кто не стоял». Помню, когда я, отдежурив, пришла домой на рассвете, удивилась мертвенному цвету лиц всех спящих в доме. Аж страшно стало: как неживые! Но это предрассветное время сделало такими лица моих родителей, маленького Генки, спящего на сундуке, и старших братьев, которые почему-то спали дома на полу, а не в чулане или на сеновале.

Впрочем, такое унылое стояние в очереди за хлебом наша бабка могла расцветить весёлой историей. Привожу её рассказ здесь:

– Стоим мы у магазина. Очередь с ночи заняли. Хлеб ждём, когда привезут. Утро стоим, скоро обед – исть уже охота. Люди ругаться зачали. Хлеб всё не везут. Магазин изнутри закрыт – не пускают. Потом кто-то сказал: «Счас привезут». Стали разбираться, кто за кем стоит, на крыльцо полезли, чтоб к двери поближе встать, значит. Заругались, затолкались, чуть не драка пошла. Тесно стало – не пошевелиться. Тут парень какой-то, вроде не наш с Ленинска, прижался к Маньке кривой да и говорит: «О, здоро´во! Вот и свиделись, а ты говорила, что боле не свидимся с тобой!» Манька опешила: «Да ты чё, парень? Когда это я говорила тебе? Да и вовсе не знаю тебя, хто ты есть!» Парень вроде как осердился: «Ну, вот – не знаю! А на прошлой-то неделе за баней, хто мне всю рубаху слезьми замочил? «Не свидимся мы с тобой боле!» – А вот и свиделись!»

Надо сказать, Манька, неряха-баба да ещё и косоглазая, совсем не под стать красивому и озорному парню. Манька никак не может взять в толк, что парень шутит, и относится к словам парня всерьёз. Толпа вначале стояла безучастно, но вскоре стала понимать шутку и дальше уже с интересом прислушивалась к этой беседе.

Бабка продолжает свой рассказ:

– Манька: «Да когда это было? За какой баней?» Парень, будто осердясь: «Опять – двадцать пять! У тебя чё – и бани рази нету? Значит, не за твоей баней, а за соседской. Сама меня заташшыла в эту баню. Утре вышли, а ты и повисла у меня на плече: «Не свидимся мы с тобой боле!»

Все люди-то в очереди так и заржали, а из магазина выглянула продавщица, чё, мол, такое? А после и сказала: «Чё ржете? Прислали сказать, что хлеба сёдни не будет. Завтре привезут!» И никто не стал ругаться, как это, мол, хлеб не привезут сёдни, а чё исть будем? Так и разошлись по домам».

Бабушка принесла эту историю вместо хлеба и рассказала её нам, заливаясь смехом.

Что ж! Я принимала жизнь как данность и не задавала лишних вопросов «почему так плохо живём?» В газетах, по радио, в документальных «Новостях дня» перед началом художественных фильмов складывалась совсем иная картина жизни в стране. Американцы грозят нам войной? А у нас есть теперь атомная бомба! В песне поётся: «Мы сильны, берегись, поджигатель войны. Не забудь, чем кончаются войны!»