Дом Богачей - Михаил Лопатин

утром, мы проспали в объятиях друг друга практически до вечера. Очарование первой близости стало расплываться, я поднялся с кровати, выглянул в окно и увидел целое поселение. И, не поворачиваясь, спросил:

– Ева, а мы где?

Часть вторая. «Последняя надежда»

Глава 6.

Разведка на местности

Кто сказал, что мой свет лучше твоей тьмы?

Д. Киз, «Цветы для Элджернона»

Лес, увиденный в столь уникальный час, поистине завораживает. Огненное зарево на горизонте, переходящее в синеву выше, у первых видимых звезд. Солнце отступает, чтобы назавтра снова возродиться, подобно фениксу; вырисовывает очертания хвойных макушек, еловых и ореховых семейств; чаща наполняется ночными звуками.

Ева устроила мне небольшую экскурсию по селению, в котором, кстати, были довольно жесткие правила: после десяти часов вечера освещение на столбах выключали, и все местные жители расходились по домам, откуда до утра выходить не имели права. Я был рад прогуляться здесь, не встречая никого, сразу отметив, что наш домик – довольно уютный, надо сказать, – был ближе остальных построек к горам и лесу и дальше всех от единственной тропы, ведущей к автомагистрали. В полумиле от нас начиналось поле, как сказала Ева, днем там работают большинство жителей деревни.

Мы шли вдоль жилых домов, ни один не повторял следующий, и было видно, что каждый построен с любовью. Меня сразу поразил этот контраст с городом: непередаваемое ощущение тишины, спокойствия и единения с природой, полная изоляция и независимость от мегаполиса. Я распознал в одном из зданий кухню, выдающую себя струей дыма и ароматами готовящегося мяса, в другом что-то вроде прачечной, судя по количеству вывешенного сушиться белья; несколько ангаров, по звукам неподалеку угадывались курятник, собачник и даже коровник. Все это было расположено на приличной площади в несколько гектаров.

Много позже я проверил в интернете: все эти дома, выстроенные на краю света, укрытые кронами деревьев и скованные горами, словно тюремными застенками, нигде не числились, ни одна карта их не знала. За деревней не было ничего, совсем ничего, по крайней мере, я так думал. Неприступные огромные скалы, и в них упирался дом Евы – последнее строение на самой восточной точке этого места, южнее был только густой лес. Здесь, на территории этого, так сказать, поселка, связи или тем более интернета абсолютно не было.

Должен признаться, невооруженным глазом можно было сразу разглядеть, что люди здесь – все как один боговеры, а весь этот фермерский уголок на краю света – все-таки религиозная община. У местных жителей, а я успел их рассмотреть в окно, когда только проснулся, на головах были те же повязки с вышитыми цветами – очелья, которые я видел на протестующих в день знакомства с Евой. С такими же узорами была и одежда. Женщины были в белых широких платьях, мужчины в рубахах, а их пояса – с такими же цветами, символами плодородия. Я в своих джинсах и кардигане был здесь, как говорится, ни к селу, ни к городу.

Всего в селении было чуть больше сорока жителей, включая детей. Словно выжившие после конца света на ковчеге Ноя и продолжившие род в этих горах на краю Земли. Древний культ, тайное племя, ватиканская секта? Воображение подкидывало разные сюжеты, но больше всего было похоже, что это обычное поселение староверов, этакие неокрестьяне, отвернувшиеся от современных канонов во имя свободы, способные прокормиться работой в полях, живущие в свое удовольствие, не зависящие от современной бесконечной погони за роскошью. Кроме одежды ничего странного за этими людьми не замечалось: они трудились в поле, выращивая продукты для своего пропитания. Переодеваясь в рабочую одежду, ничем не отличались от самых банальных дачников. Я словно попал в прошлое, в эпоху юности моих родителей, у которых на родине, по их рассказам, так выглядели колхозы. Миловидные девушки поливали грядки, брызгая водой на проходящих мимо крепких мужчин с корзинами овощей: веселье сопровождало труд с утра до вечера.

Чистейший воздух, от которого крепко спалось бы даже самому безнадежному невротику с бессонницей, красивейшие пейзажи, словно из рекламы Milka, и главное – люди. Любовь к ближнему завораживала: улыбчивые девушки махали мне с грядок морковками и огурцами, отправляли воздушные поцелуи и подмигивали, все друг другу помогали, поддерживали. Жители этого славного загородного поселка пребывали в гармонии, без зависти и ненависти. Я будто попал в утопию, мне здесь несказанно понравилось с первого дня.

В основном все жили парочками. Так как моей парой была Ева, самая обворожительная принцесса этого царства, ко мне относились с интересом с первого дня. В коллективах, в которых я раньше работал, к новичкам присматривались со скепсисом, думая, что очередной молодой дебютант быстро сбежит, не уживется с персоналом, не сработается с начальством. Здесь же меня приняли, как в семью, хотя я и пообещал себе, что как-нибудь при случае использую свою прослушку, дабы проверить здесь всех. Доверяй, но проверяй.

Так как связи в этой лесной глуши и в помине не было, раз в неделю приезжал почтальон и забирал конверты из ящика, в который местные складывали письма для родственников. Посланий было очень мало. Как мне рассказала Ева, любой мог жить здесь, если был готов помогать и жить по совести: «Последняя надежда» давно перестала быть обычной общиной. В основном, местные добровольно отказались от благ цивилизации, не прижились в городе, они ценили природу и независимость, кто-то встретил здесь свою любовь – причин было множество, у каждого свои. Их домики были построены из толстых стволов прочнейшего клена. Свобода была так близка, так притягательна и осязаема, что, казалось, в этом уголке на краю света решались все беды и проблемы современности, а душа была готова воспарить.

Я обнаружил, что рядом с дорогой связь все-таки появлялась. Так я поддерживал нечастое общение со своей семьей, которого и раньше-то было немного. Брат вечно в разъездах, снимал видеоблоги о путешествиях, вел группу по йоге, ездил с матерью на собрания кришнаитов. Отец на фоне ухудшения отношений с женой, а также вследствие кризиса веры в себя и потери смысла жизни из затворника превратился в скитальца. Формальная переписка в семейном чате велась все реже, что расстраивало меня. Семья раскололась пополам, в итоге мы с отцом чаще переписывались вдвоем, чтобы избегать смыслового подтекста религиозной чуши в общей беседе. С братом я и вовсе прекратил общение. Хотя он и был старшим, такого промаха я ему простить не мог. Другое дело мать – она всю жизнь была религиозной, а сейчас ее возраст подходил к пятидесяти, и менять что-то было бесполезно, сформированное мировоззрение не искоренить.

Как-то я разговорил одного парня: он был моим ровесником, что меня особенно удивило. Но оказалось, что он родился в этой общине. Звали его Луи. Он был умнее многих моих друзей, хотя по факту жил в лесу. Лишь позже я узнал, что у них есть своеобразная школа – днем всех детей до восемнадцати лет собирали в помещении молельни и обучали не только религии, но и основам мировой истории, правоведения, особый упор делали на психологию. Все, кто был старше восемнадцати, работали в поле. В общем, Луи в моих аккуратных ненавязчивых вопросах разглядел скептицизм и отвечал, особо не разглагольствуя:

– Посмотри вокруг, Адам, что ты видишь? Я вижу рай на Земле. Мы ни от кого не зависим. Никто нами не руководит. Сколько лет жизни нужно потерять и сколько миллионов потратить, чтобы получить крохотную квартирку в Париже? А здесь каждый дом построен нами самостоятельно, причем за довольно короткий срок и совместными усилиями. Мы каждый день делаем друг друга счастливыми, мы рядом и в беде, и в радости.

В общем, мадам Дифенталь, предпосылок к чему-то страшному не было совсем! Если отбросить главную тайну общины, о которой я вам скоро расскажу, то эти деревенские были гораздо более добрыми и отзывчивыми, чем многие городские! Мы спокойно жили бок о бок, вместе работали в поле и веселились по вечерам. Ко мне хорошо относились, со многими я познакомился