Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин

— Как долго здесь стоит большая вода?

— До конца июня, — ответил Еланцев. — Нынче может простоять подольше — паводок многоводный.

Остудин сжал кулаки и, вытянув руки, тяжело опустил их на стол. Так тяжело, что стоявший рядом телефон жалобно звякнул.

— Через неделю-полторы к нам приедет студенческий строительный отряд, — сказал он и поднял глаза на Кузьмина. — Из самой Москвы. Ты уж позаботься о нем, Константин Павлович. Надо подобрать хорошую площадку для лагеря, построить кухню, туалет... Все, как полагается. Давай пройдем с тобой, посмотрим. Есть у меня на примете подходящее место.

Затем повернулся к Еланцеву:

— Что будем делать с Кедровой?

— Неужели нам ничего не дадут под четвертую бригаду? — с горечью спросил Еланцев. — Ведь уже столько сил на это угрохали.

— Надежда умирает последней, — сказал Остудин и, поднявшись из-за стола, обратился к Кузьмину: — Пойдем, Константин Павлович.

Остудин не хотел ставить лагерь на краю поселка. У студентов свои порядки, да и психология их отличается от психологии большинства жителей Таежного. Молодость требует выхода энергии, студенты наверняка будут устраивать и танцы, и самодеятельные концерты. А в таких случаях посторонние не всегда нужны. Если студенты сами пригласят кого-нибудь, это их дело. Но лучше им обходиться без непрошеных гостей, особенно если те будут в подпитом состоянии. А то, чего доброго, недалеко до конфликта. Ведь со студентами обязательно приедут и студентки. А там, где женщина, там и ревность, и стремление мужика показать свое превосходство над соперником...

Из конторы первым вышел Кузьмин, прищурился, глядя на солнце. Окинул взглядом улицу из конца в конец и озабоченно спросил:

— Где твоя полянка, Роман Иванович? Куда пойдем?

Остудин остановился, тоже оглядел улицу и ответил вопросом на вопрос:

— А ты как думаешь, Константин Павлович?

— Мне кажется, надо поселить их поближе к речке. Река — это всегда красота. Пусть москвичи любуются.

— А пауты? А комары? Ты это учел? Ведь чем ближе к реке, тем они больше донимают, — Остудин перевел взгляд на другую сторону улицы, где прямо за огородами начиналась тайга. — Пойдем, Константин Павлович.

Они пересекли улицу, свернули в проулок и вышли к опушке тайги. Здесь начиналась тропинка, уходящая в глубь леса. Остудин уверенно пошел по ней. Кузьмин на мгновение замешкался, разглядывая деревья, но тут же поспешил за начальником. Метров через двести лес раздвинулся, открывая широкую поляну, поросшую низкой жесткой травой. Остудин остановился, обвел рукой поляну, спросил:

— Ну и как тебе это место?

— Я эту поляну знаю сто лет, — сказал Кузьмин.

— Тогда тебе и карты в руки. Протяни сюда электричество, сооруди печку, стол с навесом, два туалета на два очка каждый. Двери туалетов заколоти хорошенько. А то их загадят до приезда студентов.

— Это уж точно, — отозвался Кузьмин. — Загаживать у нас все умеют...

У конторы они расстались. Кузьмин пошел на причал, Остудин — в радиорубку. Он все еще ждал и надеялся. Уж очень не хотелось разочароваться в Нестерове... Радиограммы не было.

— Если что, я сразу бы к вам примчался, — заверил радист.

Остудин вышел, в коридоре столкнулся с Еланцевым.

— Ты куда это направился, не к радисту ли? — спросил Остудин.

— К нему.

— Ходим по кругу, как лошадки в цирке. Я только что от радиста, никаких новостей пока нет.

Постояли, помолчали. Еланцев достал сигареты, закурил. Предложил Остудину. Тот отказался. Иван Тихонович затянулся раз-другой, сказал в раздумье:

— А не махнуть ли нам с тобой, Роман Иванович, с ночевой на рыбалку? Возьмем катер, пристанем где-нибудь на песке, натаскаем стерлядок, сварим хорошую ушицу. Расслабиться иногда просто необходимо. А то мы с нашим ожиданием скоро на стенку полезем.

Остудин, слегка наклонив голову, как бы со стороны посмотрел на Еланцева, легонько хлопнул его по плечу и, рассмеявшись, сказал:

— Идея великолепная. Но давай как-нибудь попозже.

— Когда нас со стенки снимут?

Рассмеялись оба. Разошлись.

Из Среднесибирска не пришло никаких сообщений ни завтра, ни послезавтра. С местной метеостанции Остудин получал каждое утро сводку об уровне воды в Оби. Но еще до того, как она ложилась ему на стол, он сам ходил на берег реки и смотрел на водную ширь, уходящую за горизонт. В этом году паводок был на удивление мощным и продолжительным. Обь разлилась на десятки километров, и даже самые мелкие протоки стали судоходными. Если бы пришел буровой станок, по такой воде его бы без особых проблем можно было переправить на Кедровую. С этой мыслью Остудин вставал, с ней он ложился. Раза по два в день звонил в объединение, но увы...

И в это утро Роман Иванович, как всегда, по дороге на работу заглянул на берег. Еще на подходе к реке он ощутил перемену в природе. Не сразу уловил, какую. Стал вглядываться. Противоположный берег Оби так же, как и вчера, и позавчера был затоплен. Но над речной поверхностью появилась длинная зеленая полоска. Постояв немного, Остудин понял: вчера там была водная глубь, а сегодня над ней поднялся тальник. Случилось то, чего боялись нефтеразведчики: вода пошла на убыль. Еще неделя, чуть больше, и малые речки станут не судоходными. Остудину впервые не захотелось идти в контору. Но идти надо было, и, постояв еще несколько минут на берегу, он неторопливо зашагал по улице.

Первым, кого он встретил в конторе, был Еланцев. Всегда спокойный и невозмутимый, сегодня он был явно возбужден. Даже не поздоровался с Остудиным.

— Ты знаешь, что вода начала падать?

— Ну и что? — стараясь быть как можно спокойнее, сказал Остудин.

— А то, — Еланцев ухватил его двумя пальцами за отворот пиджака, — что еще несколько дней, и плакала наша с тобой Кедровая.

— А мы-то что можем сделать? — Остудин осторожно убрал руку Еланцева со своего пиджака. — Остановить спад воды?

— Думать надо.

— Вот и давай думать.

— Давай.

На следующий день вода в Оби упала еще на пять сантиметров. Но еще больше упало настроение Остудина. Он несколько раз пытался позвонить Батурину, но так и не позвонил. Поднимал телефонную трубку, держал ее минуту-другую в руке и опускал на место. Останавливала здравая мысль: приди оборудование, Батурин тотчас бы позвонил сам. Остудин ждал этого звонка