Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин

Поздно вечером, когда Остудин, раздраженный, не заходя в контору, пришел с причала домой, ему позвонил радист. Роман Иванович собирался ужинать, поэтому все недовольство, скопившееся за день, выплеснулось на него.

— Что там у тебя случилось?

— Вас Батурин весь вечер разыскивает. Сказал, чтобы вы, как явитесь, немедленно позвонили ему.

Остудин тут же снял трубку и заказал Среднесибирск. Батурин отозвался сразу. Разговор начал без наводящих вопросов, будто их только что прервали и соединили вновь.

— Сегодня к нам пришло твое оборудование, — Захар Федорович специально сделал ударение на слове «твое».— К завтрашнему утру баржа будет загружена. Я сам сейчас слежу за этим. Сможешь ты доставить его на Кедровую?

Остудин прикинул: от Среднесибирска до Таежного трое суток непрерывного хода. Оборудование придет на большой барже. Здесь его придется перегружать на маленькие. Чтобы вывезти на Кедровую, надо сделать несколько рейсов. На это уйдет минимум неделя. В лучшем случае только на дорогу потребуется десять дней. Да еще погрузка-разгрузка...

— Чего молчишь? — не выдержал Батурин.

— Будем, конечно, стараться. Но все зависит от воды.

— Вода падает, — сказал Батурин. — У нас упала уже на метр. Поэтому доставай, где хочешь, еще один водометный катер и двадцатитонную баржонку. Кедровая на контроле у Нестерова. Сам напросился, сам за нее отвечай. Мне будешь докладывать каждый день.

В трубке раздались короткие гудки. Остудин отстранил ее от уха, подержал несколько мгновений перед собой и положил на рычаг.

Первым желанием было обрадовать Еланцева и Кузьмина, а заодно и обсудить новость. Но, поразмыслив минуту-другую, решил, что времени для обсуждения будет много. Баржа с оборудованием придет только через три дня. 

НА КЕДРОВОЙ

Пятисоттонная баржа с буровым оборудованием пришвартовалась к причалу нефтеразведочной экспедиции в пять утра. Северное солнце, пытаясь оторваться от горизонта, никак не могло высвободить нижний край из дымящейся розовой полоски, разлившейся над самой водой на противоположном, затопленном берегу Оби. И потому казалось, что далеко-далеко над рекой клубится огненный туман.

Баржу ждали давно. Остудин и Кузьмин дремали в балке недалеко от причала. Около него стояли речной кран и две небольшие баржонки, на которые надо было перегрузить оборудование, предназначенное для Кедровой. Вода за последние два дня упала более чем на метр, и большие суда по извилистой и мелководной таежной речке Ларьеган пройти уже не могли. На разгрузку отводились часы, и Остудин решил контролировать ее сам.

На причал Остудин пришел в два часа ночи. Кузьмин уже был там. Летняя северная ночь больше похожа на легкие сумерки. До того легкие, что если небо не затянуто облаками, можно читать книгу. Но это только для людей. Природа не отличает светлую ночь от темной, она спит. В лесу не слышно пения птиц, нахохлившиеся чайки угрюмо сидят на речном песке недалеко от воды. Даже надоедливые противные комары и те не летают. Ждут, когда выйдет солнышко и обсушит на траве росу.

Остудин увидел Кузьмина на берегу у баржи. На нем была штормовка, на ногах — болотные сапоги с отвернутыми голенищами. Он стоял у самой воды и разговаривал с незнакомым мужчиной. Остудин спустился к ним, поздоровался с обоими за руку.

— Вася Шлыков, — кивнув на собеседника, сказал Кузьмин. — Шкипер баржи, — и, окинув шкипера взглядом с ног до головы, добавил: — Местная знаменитость.

— Нам плохих не присылают, — улыбнулся Остудин.

На шкипере тоже была штормовка, правда, не зеленая, а уже давно выцветшая, почти белая, с темными масляными пятнами на рукавах и полах. Остудин понял, что Шлыков будет главным на барже, которой сегодня придется идти на Кедровую. Вечером, когда Остудин уходил с работы, ее здесь еще не было. Шкипер выглядел речником бывалым, исходившим, небось, всю Обь и ее притоки вдоль и поперек, поэтому Остудин, кивнув на баржу, спросил:

— Вам по Ларьегану на ней приходилось плавать?

— Там, язви тя, разве плаванье? — Шлыков резко повернулся и длинно, сквозь зубы, сплюнул на воду. — Там сплошная угробиловка.

— Меня не это интересует, — сказал Остудин. — Угробиловка у нас везде. Пройти-то по реке можно?

Шлыков потер пальцем уголок глаза, будто ему мешала попавшая в него соринка, посмотрел на палец и сказал:

— Кто его знает? Там ведь никто никогда не ходил.

— Ты, Васька, цену себе не набивай, — спокойно заметил Кузьмин. — Пройдешь, никуда не денешься. Я сам там ходил, еще когда в геофизике работал.

— Я разве говорю, что не пройду? Конечно, пройду, — тут же согласился Шлыков и, снова потерев пальцем уголок глаза, добавил: — Пойду к себе, там хоть полежать можно.

Он, кряхтя, поднялся по трапу на баржу и скрылся в каюте, оборудованной на корме. Кузьмин проводил его взглядом и предложил:

— Пойдем, Роман Иванович, и мы. Кто знает, когда придет наша баржа.

Они поднялись на берег, зашли в балок, сели на широкую лавку, стоявшую у стола. Кузьмин положил на стол руки и опустил на них голову. Остудин навалился спиной на стену и закрыл глаза. Говорить ни о чем не хотелось, думать — тоже. Все уже давным-давно было передумано и сказано. Надо было подготовиться к приходу баржи, разгрузить ее и отправить оборудование на Кедровую площадь. А баржи нет и нет.

Остудин не заметил, как задремал. Сквозь дрему услышал скрип двери. Открыл глаза и увидел, что Кузьмин выходит наружу. Очевидно, он хотел посмотреть, нет ли на горизонте какого-нибудь судна. Остудин подсознанием понимал, что надо встать и пойти за ним. Но вставать не было сил. Роман Иванович задержал дыхание и прислушался. Снаружи не доносилось ни звука. Если бы баржа подходила к Таежному, тарахтение толкача было бы слышно за несколько километров. Ночью река далеко разносит каждый звук.

Вскоре дверь открылась, Кузьмин вернулся в балок.

— Подремли, Константин Павлович, — сквозь сон посоветовал Остудин. — Побереги силы, они нам днем пригодятся.

— Ждать и догонять — хуже всего, — ответил Кузьмин, сел к столу и снова положил голову на руки.

На этот раз они задремали оба. Разбудил их Шлыков. Он рывком открыл дверь балка и громко объявил:

— Идут!

Остудин тряхнул головой и бессмысленно посмотрел на шкипера.

— Идут! — повторил Шлыков. — Баржа идет.

Остудин, окончательно стряхнув сон, явственно услышал далекий шум судового двигателя. Поднялся, остановился в дверях балка, посмотрел