Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

еще до того, как он принялся искать доказательства. Он много смотрел в телескоп и часто размышлял о том, что видел, вот и все. Он взвешивал Солнце глазами и разумом, обнимал душой звезды, планеты и кометы, и истина явилась откуда-то изнутри, подобно откровению.

Ополчившиеся на него враги, разумеется, недостойны его. Они глупы и слепы в своем упорном отрицании, не способны видеть то, что он явил им как истину. И тем не менее Винченто знал, что люди, которые будут его судьями, неплохо владеют логикой в рамках своих формальных правил. Будь у него хоть одно твердое доказательство, простое и неопровержимое, чтобы предъявить им… О, чего бы он только не дал за такое доказательство! Голова гудела, он стиснул кулаки. Если бы у него было хоть одно надежное и простое доказательство, он рискнул бы всем, пошел бы на все, бросил бы его в лицо врагам, ткнул бы их носом в истину!

Но у Винченто не было ничего, что могло бы подкрепить этот благородный вызов, и бунтарское настроение скоро улетучилось. Истина заключается в том, что он стар и напуган. Он отречется…

Винченто медленно достал перо, чернила, чистую бумагу и принялся писать черновик отречения. Время от времени он опускал перо, закрывал глаза и сидел, стараясь ни о чем не думать.

За завтраком Деррон насчитал у огня семерых солдат. Все они с удовольствием отхлебнули бренди из его дорожной фляги и охотно вступили в беседу. Нет, это все, кто сейчас есть в монастыре и в соборе. Ближе, чем в городе, других людей нет. По крайней мере, им ни о ком больше не известно – а уж они бы знали.

Несколько минут спустя, уединившись в отхожем месте, Деррон пробормотал себе под нос:

– Сектор!

– Командующий слушает.

Может, командующему и не требовался сон, но сам Деррон слишком устал, чтобы произносить все положенные любезности.

– Пересчитайте еще раз все жизненные линии. Я насчитал тринадцать человек вместе со мной. Если у вас их окажется только двенадцать, значит у одного из моих веселых собеседников вместо сердца – механизм. Но если их снова окажется четырнадцать, значит либо где-то здесь прячется бандит или дезертир, либо у вас не в порядке техника. По крайней мере, ваша пунктирная линия – ошибка. Вряд ли кто-нибудь из нас может быть беременным. Тут одни мужчины.

– Сейчас проверим. Вы ведь знаете, как сложно иногда интерпретировать показания дисплеев…

Командующий говорил мягким, извиняющимся тоном, и это почему-то смутило Деррона больше, чем прямая отповедь. Значит, его миссию считали такой важной, что сектор готов был сделать все, лишь бы облегчить ему задачу.

Расправившись с завтраком и опустошив фляжку Деррона, солдаты по большей части принялись бездельничать. Радд, кучер Винченто, повел животных на поиски пастбища. Выйдя за ворота следом за ним, Деррон увидел Винченто, расположившегося в сторонке со своим письменным прибором. Очень хорошо.

Вспомнив о своем вымышленном ездовом животном и багаже, Деррон напустил на себя унылый вид и побрел по дороге в сторону разрушенного моста, оглядывая окрестные поля так, словно искал пропавшую животину.

У обвалившейся опоры моста сидели двое монахов. Они откинули капюшоны, открыв ничем не примечательные физиономии. Судя по их жестам и нескольким словам, донесшимся до Деррона, они обсуждали грядущее восстановление моста. Деррон знал, что через пару лет над рекой действительно поднимутся новые каменные арки. Эти арки будут стоять триста лет спустя, когда молодой выпускник исторического факультета приедет сюда отдыхать и начнет бродить по здешним краям с любимой девушкой… Оба они станут с восторгом осматривать древний город и знаменитый Ойбоггский собор… Река будет выглядеть совсем иначе – более мирной, с деревьями по берегам… А вот камни древней имперской дороги будут почти такими же, как сейчас…

– Да дарует тебе Господь хороший день, благородный господин! – вторгся в его размышления голос одного из монахов, более коренастого.

Деррон был рад тому, что его оторвали от невеселых мыслей.

– И вам доброго дня, преподобные братья. Что, вода до сих пор прибывает?

Второй монах, более худощавый, с ласковым лицом, взвешивал в руках кусок камня, словно собирался прямо сейчас взяться за восстановление моста.

– Нет, господин, вода спадает. Куда ведет тебя путь твоей жизни, вперед или назад?

Врать, говоря об убежавшем животном, почему-то показалось неуместным.

– Вряд ли найдется человек, которому легко ответить на подобный вопрос.

Деррон был избавлен от дальнейших расспросов – оба монаха отвлеклись. Вдалеке появились местные крестьяне, человек семь-восемь, которые шлепали по грязи, направляясь вдоль реки к обвалившемуся мосту. Шедший впереди гордо помахивал крупной серебристой рыбой, все еще дергавшейся.

Не дойдя нескольких шагов до дороги, они остановились и неохотно поклонились Деррону: он был одет недостаточно роскошно, чтобы внушать почтение, и к тому же крестьяне явились явно не к нему.

Человек, который нес рыбу, заговорил с монахом, поначалу тихо; потом, когда прочие принялись перебивать его, он повысил голос. Вскоре крестьяне поссорились, споря о том, кому говорить первым и кто должен вручить монаху рыбу. Они пришли, чтобы заключить сделку. Не согласятся ли преподобные братья принять самую крупную рыбу из свежего улова («От меня!», «Нет, от меня, преподобный брат, удочка-то моя была!») и помолиться, чтобы Господь даровал хороший урожай?

Деррон отвернулся, чтобы не видеть разгоравшейся ссоры. Винченто сидел на том же месте, по-прежнему один. И тут в глаза Деррону бросилось величественное здание собора, озаренное солнцем.

Заостренный шпиль возносил позолоченный клин на двести шестьдесят футов над плоской вершиной холма. Башни, стены, арки, летящие контрфорсы из светло-серого камня казались почти белыми в лучах утреннего солнца. Деррон знал, что внутри цветные стекла восточной стены горят живым пламенем. Если уж хрупкий шпиль и непрочное стекло восстали из праха, значит и она тоже должна быть жива… Она где-то здесь, рядом, и он сможет найти ее! На какой-то миг воскресшая реальность восторжествовала над всякой логикой. Вот сейчас она окликнет его, он повернется и коснется ее…

Раздался всплеск. Лицо коренастого монаха карикатурно исказилось от гнева, разочарования и удивления. Худощавый стоял, протянув руку к реке. Крупная рыба снова подпрыгнула, сверкнув чешуей. Видимо, свежий улов ускользнул…

…Коснется ее теплого, живого тела… Оказывается, он успел забыть, как развевались на ветру ее волосы. Она встала перед ним как живая, точно они расстались всего минуту назад…

Ноги Деррона сами понесли его по дороге, прочь от моста. Какая-то часть сознания добросовестно отметила, что Винченто по-прежнему сидит на солнце, в одиночестве. Но Деррон не вернулся к монастырю. Впереди, на холме, вздымался могучий