Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

и легенду, не имевшую исторического соответствия. Предполагалось, что Вальцей родом из Моснара – страны, расположенной достаточно далеко от родины Винченто, но все же населенной людьми, по большей части верными Священному Храму. Таких бродячих интеллектуалов, как Вальцей, во времена Винченто было хоть пруд пруди. Они скитались, подобно священным коровам, по землям с разным политическим устройством и разными языками, от одного университета или богатого патрона к другому.

Вместе с десятком других агентов, по большей части мужчин, Деррон приступил к подготовке. Им предстояло работать поодиночке или парами, наблюдая за Винченто в самые критические дни его жизни – перед судом и во время процесса. Каждого агента засылали в прошлое на пару дней, а потом меняли на нового. Чен Эмлинг, теперь уже капитан, стал напарником Деррона. Им предстояло посменно наблюдать за Винченто, почти не пересекаясь друг с другом. Эмлинг должен был играть роль странствующего монаха, которых во времена Винченто тоже хватало. Большинство их не отличались дисциплинированностью и благочестием.

Программа подготовки была весьма напряженной. Началась она с хирургического вживления передатчиков в челюсть и кости черепа. Это позволяло каждому агенту поддерживать контакт с сектором, не бормоча вслух и не таская на голове шлема.

Кроме того, следовало освоить речь и манеры того времени, запомнить ряд событий, о которых говорили в те дни, и забыть другие, которые должны были произойти в ближайшем будущем. Научиться пользоваться средствами связи и оружием. И все это за несколько дней!

Усталый и полностью сосредоточенный на обучении, Деррон почти без удивления отметил, что Лиза стала сотрудницей Сектора операций во времени. Там было немало таких тихих девушек, которые передавали приказы и информацию дежурным, а также операторам андроидов или живым агентам, отправленным в прошлое.

Теперь у Деррона почти не было свободного времени, и он не старался урвать минутку, чтобы поговорить с Лизой. Мысль о том, что скоро он снова окажется в Ойбогге, заслонила все остальное. Он чувствовал себя как человек, отправляющийся на свидание со своей единственной любовью. И по мере того, как тени прошлого оживали, все живые люди вокруг него, включая Лизу, делались похожими на персонажей сновидения.

В один прекрасный день, когда они с Эмлингом сидели на складных стульчиках в коридоре третьего яруса, отдыхая в перерыве между поведенческими тренингами, проходившая мимо Лиза остановилась.

– Деррон… Мне хотелось бы пожелать тебе удачи.

– Спасибо. Присаживайся, если хочешь.

Она села. Эмлинг сказал, что слегка разомнет ноги, и удалился.

– Деррон, – сказала Лиза, – мне не следовало обвинять тебя в гибели Мэтта. Я знаю, ты не хотел его смерти и она причинила тебе не меньше боли, чем мне. Это не твоя вина… – Она говорила как человек, потерявший в бою одного из своих друзей. А не как тот, чья жизнь разрушена из-за смерти возлюбленного. – У меня, конечно, были свои проблемы – ну, ты знаешь, – но это не оправдание. Мне не следовало так говорить. Я просто не понимала тебя… Извини.

– Да ничего, все в порядке. – Деррон неловко поерзал на стуле, сожалея о том, что Лиза так изводит себя. – На самом деле я… Понимаешь, Лиза, я надеялся, что между нами может быть… кое-что. Боюсь, не все, что может быть между мужчиной и женщиной, но все-таки что-нибудь хорошее…

Она отвернулась и слегка нахмурилась:

– Я испытывала подобное чувство к Мэтту. Но мне всегда казалось, что этого мало…

– Понимаешь, – торопливо продолжал Деррон, – относительно чего-то необыкновенного и вечного… у меня это уже было. Когда-то. И я все еще никак не могу расстаться с этим – ты, наверно, заметила. Извини, мне надо идти.

Он вскочил и поспешил в учебный кабинет, хотя знал, что Эмлинга и прочих наверняка еще нет на месте.

Когда наступил день заброски, костюмеры обрядили Деррона в слегка поношенную, но прочную одежду, какую полагалось носить состоятельному ученому дворянину, путешествующему вдали от дома. Его снабдили едой и фляжкой бренди. В кошелек положили умеренное количество тогдашних монет, золотых и серебряных, и поддельное кредитное письмо столичного Имперского банка. Правда, предполагалось, что много денег ему не понадобится: он не должен был ехать в Священный Град. Но кто его знает…

Чену Эмлингу выдали серую рясу, потрепанную и грязную. Денег ему не дали, поскольку он изображал нищенствующего монаха. Чен полушутливо попросил снабдить его хотя бы игральными костями: мол, он будет не первым монахом, промышляющим подобным образом. Но командующий заявил, что подобная экипировка выглядит несколько экстравагантно для духовного лица, даже во времена Винченто, и отклонил просьбу.

Деррон и Чен повесили на шею довольно корявые на вид деревянные клинья. Священные символы отличались друг от друга, но оба были достаточно большими, чтобы спрятать миниатюрный коммуникатор, и при этом достаточно уродливыми, чтобы ни у кого не возникло искушения их своровать. Если бы кто-нибудь из современников Винченто поинтересовался, зачем Деррону такой огромный клин, тот должен был отвечать, что это подарок жены.

В арсенале, расположенном на третьем ярусе, Одегарду и Эмлингу выдали тяжелые дорожные посохи – куда более грозное оружие, чем могло показаться на первый взгляд. Всем агентам давали такие посохи или что-нибудь другое, безобидное на вид. Забрасывать их должны были с перерывом в полминуты – разумеется, по современному исчислению. В прошлом же они должны были оказаться в разных местах и в разное время.

Подготовка к миссии была слишком поспешной, и каждому агенту уделялось слишком много внимания, чтобы они успели как следует перезнакомиться. И тем не менее в последние минуты перед заброской, когда агенты, выряженные, как на маскарад, желали друг другу удачи и доброй охоты на берсеркеров, на третьем ярусе царила атмосфера шутливого товарищества.

Деррон почувствовал это. Ему пришло в голову, что у него снова появились друзья среди живых. Агенты выстроились по порядку, и Деррон спокойно занял свое место, глядя вперед поверх макушки невысокого Чена Эмлинга, прикрытой серым капюшоном.

Эмлинг обернулся.

– Ставлю пять против десяти, – прошептал он, – что я непременно увязну в грязи по самое интересное место! По крайней мере, приземлюсь не на дорогу, это уж точно.

– Я не играю, – машинально ответил Деррон. Начался отсчет. Колонна двинулась вперед. Агенты исчезали один за другим. Эмлинг отпустил напоследок очередную шуточку, которой Деррон не расслышал, и тоже исчез.

Наступила очередь Деррона. Он шагнул в переливавшийся, как ртуть, круг…

Темнота. Первым, что он почувствовал, было незабываемое ощущение открытого пространства, которое ни с чем не спутаешь. Легкий ветерок, мелкая морось и тишина, лишенная каких-либо отзвуков. Он был совершенно один. Значит, его появление прошло незамеченным. Хорошо.