Утопия-модерн. Облик грядущего - Герберт Уэллс

непокорных крестьян и многочисленной Красной армии на бессарабской границе. Венгры осмелились пересечь югославскую границу и даже угрожать Белграду, однако основная часть венгерской армии продолжала оставаться на границе с Чехословакией и ожидать дальнейших событий.

Любопытная пауза в боевых действиях наступила в конце года. Отчаянные усилия Праги, Лондона и Парижа, направленные на мирное урегулирование, временно увенчались успехом. Польские оккупанты оставались на территории Германии, а итальянские – в Югославии, но на нейтральных полосах боевые действия прекратились. Соответственно предпринимались попытки остановить войну путем переговоров и уж тем более не допустить слияния двух конфликтов. В течение нескольких недель это казалось возможным. Германия и Польша оставались при двояком мнении относительно продолжения войны, поскольку польское наступление захлебнулось. Италия надеялась удержаться в Далмации и не продолжать утомительную кампанию по дальнейшему захвату балканских территорий. Казалось, дух цивилизации высвободился из цепкого дурмана и спросил: «А почему это с нами происходит?»

Британский кабинет счел сложившуюся ситуацию подходящим поводом для созыва конференции в швейцарском городе Веве и «окончательного» пересмотра условий Версальского договора. С призывом к миру выступили Альфред Дафф-Купер, Лесли Хор-Белиша, Эллен Уилкинсон и Рэндольф Черчилль. Этих британских политиков услышали по всей Европе. Их горячо поддержали Бенито Карузо и Корлисс Ламонт в Америке. Римский папа, архиепископ Кентерберийский, Церкви нонконформистов, президент Швейцарии и президент Чехословакии Эдвард Бенеш подняли протестный хор. Франция неуклонно становилась все более пацифистской после социальных конфликтов 1934–1935 годов и нашла способных представителей для мирной конференции. Нелишним будет в этой связи еще раз вспомнить об импульсах Генри Форда и президента Вудро Вильсона. Снова концепция Мирового порядка промелькнула в человеческом воображении и исчезла. На сей раз это был более полный, более явный и более единодушный хор, чем тот, что громко взывал в 1916–1917 годах. Вот только эффективность его оставалась прежней. Веве обеспечил перемирие вплоть до июня 1941 года, но это, по сути, ничего не решило, потому что военные власти, получив передышку, стали проявлять нетерпение. Взаимно разрушительная злоба возобновила боевые действия «до сбора миротворческого урожая».

Веве потерпел неудачу, потому что представитель конструктивной концепции Современного государства так и не появился. Дипломаты от национальных правительств заявляли, что стремятся к миру, но взялись за дело с устаревшими представлениями о суверенитете. Ничем, кроме возобновления военного конфликта, это закончиться не могло. Фантазия о «балансе сил» приближалась к идее мира, но такое равновесие было обречено сильно колебаться из года в год, изо дня в день. Теперь одни хотели мира, а другие войны до победного конца. «Немцев разбили в недостаточной степени» – эта фраза показалась чрезвычайно заманчивой для торговцев оружием и журналистов во Франции и Скандинавии. «У итальянцев полно дел в Югославии» – из той же оперы.

Британцы и американцы, которые рассчитывали остаться вне конфликта до самого конца, пережили волнующее оживление экспорта и обнаружили, что их счета в адрес воюющих сторон растут весьма обнадеживающе. Все громче раздавался сладостный рев станков. Акции горнодобывающих и химических компаний взлетели до небес, а металлургическая промышленность, подобно беззубому старому тигру, поднялась на единственную доступную добычу, – людоедство. Паршивый хищник давно перестал мечтать о новых пассажирских судах, мостах, железных дорогах или о домах со стальным каркасом, но он все еще мог производить оружие и убивать. Он не мог заглядывать достаточно далеко вперед и предусмотреть, что таким путем на человеческих костях совсем не останется мяса. Только Чехословакия и Австрия действительно страстно желали прочного мира, потому что их со всех сторон окружали две воюющие системы. Человеческая воля к миру по-прежнему оставалась крайне запутанной и неэффективной.

Боевые действия возобновились почти одновременно на польской Украине, где крестьяне восстали против советской администрации, и на германских землях, занятых польскими оккупантами. Во время перемирия немцы не теряли времени даром. Они начали выпуск более быстрых самолетов и улучшили пулеметы. Несколько недель между поляками и немцами шли такие интенсивные воздушные бои, каких еще не видывала человеческая цивилизация.

Постепенно немцы смогли перехватить господство в воздухе. Это позволило им пустить в ход авиационные бомбы с газом. Воздушным ударам подверглись Лодзь и Варшава. Население из этих городов было эвакуировано. Немцы прорвали польскую оборону и восстановили связь с Силезией.

А потом конфликт расширился!

При поддержке России Литва захватила Вильно. Австрия объединила борьбу Севера и Юга, вступив в обе войны в качестве союзника Германии и Италии. Германия объявила о своем окончательном союзе с Австрией. С этого момента остальные европейские государства с поразительным безрассудством принялись бросаться в котел войны. Венгрия привлекла на свою сторону румынские подразделения и без объявления войны напала на Чехословакию, объяснив свои действия необходимостью «восстановить законные границы». Вслед за этим Россия объявила о невозможности сохранения взаимопонимания с Францией, и Красная армия двинулась на Лемберг. Македония превратилась в бурлящую кашу сражений, деревня против деревни; Болгария вошла в «Южнославянский» альянс и напала на Албанию, а Греция захватила итальянский Родос.

Таким образом, Франция увидела, что ее древняя политика «безопасности», направленная на установление баланса сил между союзническими и антагонистическими державами, подошла к своему логическому завершению. Французский народ мог бы чувствовать себя неуязвимым за чрезвычайно укрепленными границами, а бизнесмены с превеликим удовольствием делили бы барыши от продажи боеприпасов с англичанами и американцами, но договорные обязательства оказались слишком крепкими.

После последней неоднозначной попытки Лондона, Вашингтона и Женевы предотвратить катастрофу Франция в 1943 году объявила войну Центрально-Европейскому альянсу.

На первый взгляд, новая война в Европе напоминала Мировую войну 1914–1918 годов. Казалось, это попытка то ли отменить, то ли подтвердить условия Версальского договора. Создавалось превратное впечатление, будто это – осада Центральной Европы. Но теперь Италия находилась в тесном союзе с немецкоязычными державами; Бельгия в состоянии крайнего промышленного бедствия оставалась вне войны; стояла в сторонке и Британия. Франции пришлось помогать – а не получать помощь – расположенным на берегах Черного моря и на Балканах государствам, которые набережная Орсе объединила в антигерманский союз. Россия являлась весьма сомнительным союзником Центральных держав; она не действовала с ними заодно, предпочитая просто удерживать за собой Восточную Польшу и Бессарабию. На этом Красная армия и остановилась. Русское воображение утратило былой энтузиазм, связанный с мировой революцией. Марксизм настолько русифицировался, что теперь боялся принять слишком много западных приверженцев. Кремль остался доволен консолидацией родственных славянских Советов и почивал на лаврах. Япония, Китай и Америка держались в стороне от общей суеты, сосредоточившись на собственных социальных трудностях.

Невнимательный исследователь увидит в этих событиях только перестановку знакомых фигур в политике того или иного суверенного государства. На самом же деле силы военного и политического антагонизма представляли собой нечто совершенно иное. Несмотря на внутренний социальный распад, Франция оставалась капиталистическим сообществом, которое функционировало по образцу XIX века, с демократическим парламентаризмом и безответственным финансово-промышленным аппаратом. Молодых французов воспитывали в духе сентиментального патриотизма, но их не удавалось эффективно организовать с ментальной точки зрения. Союзниками Франции являлись крестьянские государства со старомодной королевской или парламентской формой правления, а все Центральные державы придерживались фашистского подхода. Им удалось более тесно сплотиться. В них господствовала организация молодого духа, претендовавшего на звание элиты.

За исключением того фундаментально важного факта, что фашисты являлись ярыми националистами, контроль со стороны самозваной и самодисциплинированной элиты в какой-то степени представлял собой шаг в сторону организации нашего Современного государства. Фашисты в разных странах отличались друг от друга, но всем им было суждено разрушить свои государства и исчезнуть по причине извращенного менталитета. Молодые люди оказались неспособны выйти за пределы националистических традиций и объединиться. Между ними и нашей современной системой образования и управления не существует прямой преемственности, но следует отметить, что ничего подобного не наблюдалось в период между 1914 и 1918 годами. Что же касается Российской коммунистической партии, то она частично продвигала демократические институты. Среди всеобщего хаоса организованная «преданность молодежи», на которой зиждется наше Современное государство, формировалась в условиях, которые ковал Центрально-Европейский альянс. Идея дисциплинированного личного участия в управлении людьми внедрялась в менталитет нового поколения.

Пока не появилось что-то более убедительное, новая мысль должна была выкристаллизоваться в катастрофическом воплощении и пройти сквозь такие странные ядра, как театральный Муссолини