Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

чуть больше четырех лет. В кои-то веки день выдался солнечный, и Эйлан приняла ее в саду, надеясь про себя, что здесь, в непринужденной обстановке, встреча пройдет не так напряженно. Однако она все-таки на всякий случай попросила Кейлин побыть рядом. Завидев наконец входящую в ворота Диэду, старшая жрица бросилась к ней. Эйлан села прямее; покрывало соскользнуло на плечи.

– Диэда, дитя мое, как же приятно снова тебя увидеть! Сколько лет, сколько зим… – Женщины церемонно обнялись, соприкоснувшись щеками.

На Диэде было свободное белое холщовое платье в ирландском стиле, украшенное богатой вышивкой, а поверх – небесно-голубой плащ барда с золотой бахромой, сколотый золоченой брошью. Волосы ее, перехваченные узорчатой лентой, кольцами рассыпались по плечам. Невзирая на праздничный наряд, держалась Диэда как-то скованно.

– Ох, я и позабыла, как тут спокойно и тихо, – промолвила Диэда, оглядываясь на глянцевито-зеленые заросли мяты и серебристые куртинки лаванды, где среди лиловых цветов гудели пчелы.

– Боюсь, в нашей тиши ты того гляди соскучишься, ведь на Эриу ты общалась с королями да с принцами! – Эйлан наконец-то снова обрела голос.

– Эриу воистину чудесная страна, там ценят певцов, поэтов и всех, кто творит музыку, но спустя какое-то время начинаешь скучать по родине.

– Что ж, в голосе твоем и впрямь звучат напевные ноты Эриу, дитя мое, – заметила Кейлин. – И музыка эта воистину отрадна моему сердцу!

«Вот теперь, стоит Диэде заговорить, и нас точно никто не перепутает», – подумала Эйлан. И дело тут не только в характерном выговоре. Голос у Диэды и раньше был красивый, но теперь обрел новую глубину и тон, зазвучал как хорошо настроенный инструмент. Даже недобрые слова, произнесенные таким дивным голосом, простить куда легче.

– Чтобы перенять эти интонации, времени у меня было с лихвой, – промолвила Диэда, оборачиваясь к Эйлан. – Мне кажется, я полжизни провела вдали от здешних мест.

Эйлан кивнула. Она и сама чувствовала, будто на целое столетие старше той девочки, которую Лианнон избрала своей преемницей пять лет назад. Губы Диэды обиженно изогнулись. Неужели она все еще сердится на то, что ее услали прочь?

– Да, ты долго пробыла вдали от нас – за это время в обитель пришло с полдюжины новых послушниц, – невозмутимо проговорила Эйлан. – Очень многообещающие девушки – думаю, почти все они рано или поздно принесут обеты и станут жрицами.

Диэда вскинула глаза.

– А от меня ты чего ждешь?

– Обучи этих девушек всем искусствам, которыми владеешь сама! – Эйлан подалась вперед. – И я имею в виду не только гимны, что украсят наши церемонии, но и древнее знание, сказания о богах и героях.

– Друидам это не понравится.

– Это их не касается, – отрезала Эйлан. Глаза Диэды изумленно расширились. – В наши дни вожди нанимают учителей латыни для своих сыновей, чтобы те декламировали наизусть Вергилия и разбирались в итальянских винах. Они из кожи вон лезут, чтобы наши мужчины уподобились римлянам, а вот до женщин им дела нет. Возможно, последний оплот древней мудрости нашего народа – здесь, в Вернеметоне, и я не допущу, чтобы знания эти были утрачены!

– Воистину с тех пор, как я уехала, многое переменилось. – Диэда впервые улыбнулась. Но тут что-то привлекло ее внимание: она пристально всмотрелась куда-то вдаль – и изменилась в лице.

К ним бежал Гавен, а за мальчиком, далеко отстав, поспешала няня. Эйлан судорожно комкала край покрывала, борясь с неодолимым желанием протянуть руки и схватить сына в объятия.

– Лунная госпожа! Лунная госпожа! – закричал Гавен, и вдруг остановился как вкопанный и вгляделся в лицо Диэды. – Нет, ты не Лунная госпожа! – укоризненно заявил он.

– Уже нет, – обронила Диэда со странной улыбкой.

– Это наша родственница Диэда, – проговорила Эйлан, поджав губы. – Она очень красиво поет – прямо как птица!

Мальчуган озадаченно нахмурился, переводя взгляд с Диэды на Эйлан и обратно. Глаза у него были того же изменчивого орехового оттенка, что у Эйлан, а вот волосы – темные, вьющиеся, как у отца, и лоб с годами станет таким же широким.

– Простите, госпожа моя, – тяжело дыша, выговорила Лиа, поравнявшись, наконец, со своим подопечным, и попыталась взять его за руку. – Он от меня удрал!

Нижняя губка Гавена предательски задрожала, и Эйлан, видя, что мальчуган того гляди расплачется, жестом велела няне оставить его в покое. «Наверное, мы его безбожно избаловали, – подумала она, – но он такой кроха, и мне так скоро предстоит с ним расстаться!»

– Ты по мне соскучился, сердечко мое? – ласково спросила она. – Сейчас мне играть некогда, но приходи на закате, мы сходим покормить рыбок в Священном озере. Хорошо, милый?

Гавен очень серьезно кивнул. Молодая женщина погладила сынишку по щеке: малыш просиял улыбкой, и на подбородке у него обозначились ямочки. У Эйлан перехватило дыхание. А затем, так же стремительно, как он прибежал сюда, мальчуган метнулся к няне и позволил увести себя прочь. С его уходом словно бы померк свет солнца.

– Это и есть тот самый ребенок? – в наступившей тишине произнесла Диэда, едва няня с ребенком ушли. Эйлан кивнула. В синих глазах Диэды полыхнула ярость. – Ты с ума сошла – держать его здесь! Если вскроется правда, все мы погибли! Для того ли я прожила четыре года в изгнании, чтобы ты здесь наслаждалась материнским счастьем заодно с почестями, причитающимися Верховной жрице?

– Он не знает, что я его мать, – сдавленно прошептала Эйлан.

– Но ты с ним видишься! И тебя, и его оставили в живых! И ты обязана этим мне, о Лунная госпожа Вернеметона! – Диэда принялась расхаживать взад-вперед, дрожа от ярости, словно туго натянутая струна своей арфы.

– Диэда, имей же ты хоть каплю жалости! – сурово одернула ее Кейлин. – Мальчика через год-другой отдадут куда-нибудь на воспитание, и никто ничего не узнает.

– И кого же считают его матерью? – бросила через плечо Диэда. – Бедняжку Майри или, может статься, меня? – В лицах собеседниц она без труда прочла ответ. – Вот, значит, как. Я отбыла ссылку вместо тебя, а теперь, по возвращении, мне придется еще и нести клеймо твоего позора. Что ж, когда меня увидят с мальчишкой, возможно, слухи поутихнут. Предупреждаю: я детей терпеть не могу!

– Но ты останешься и будешь держать язык за зубами? – прямо спросила Кейлин.

– Да, – промолвила Диэда, помолчав. – Потому что я верю в дело, которому ты здесь служишь. Но запомни, Эйлан, ведь я уже говорила тебе это, когда соглашалась на подмену, – если ты однажды предашь наш народ, берегись – я стану тебе судьей и палачом!

Народившийся месяц уже повис в закатном небе, роняя серебристый блик на переливчатую опаловую гладь