Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

– Вижу… – прошептала она. – С плеч светозарного бога вспорхнули вороны – более не советчики они ему. Теперь бог привечает орла. Он сам станет орлом, он предаст, и предадут его, суждено ему томиться в кроне дуба, пока он снова не обратится в бога…

Вижу, как белый конь мчит галопом через море и гонит орла. Орел вступает в союз с красным драконом, вместе бьются они с белым жеребцом, а жеребец сражается против драконов с севера и львов с юга… Вижу, как один зверь убивает другого и в свой черед восстает на защиту земли. Все они напитают землю своей кровью, кровь их смешается, и люди не смогут уже сказать, кто тут враг…

Богиня договорила; в кругу воцарилась тишина, словно собравшиеся не понимали, надеяться им или страшиться. Издалека донеслось мычание скота и какой-то новый звук, похожий на барабанную дробь, хотя никто из музыкантов не стронулся с места.

– Скажи нам, Госпожа… – прокаркал Кинрик, как будто слова давались ему с трудом. – Скажи, что нам делать…

Владычица откинулась назад и рассмеялась – на сей раз негромко, словно забавляясь.

– Бегите, – шепнула она. – Бегите не медля, ибо враги ваши идут на вас. – Она вскинула голову и обвела взглядом толпу. – Вы все, расходитесь быстро и без шума, и останетесь в живых… на какое-то время.

Кое-кто попятился назад, подальше от костров, но остальные, словно зачарованные, застыли недвижно, не сводя с Богини глаз.

– Ступайте! – она взмахнула рукой, и над толпой простерлось крыло тьмы. Люди внезапно ожили и принялись выбираться из толпы, расталкивая друг друга, – так катятся по склону первые камешки, предвестники горного обвала. – Кинрик, сын Юния, беги! Беги, Орлы летят! – вдруг пронзительно выкрикнула она.

Народ бросился врассыпную – а отдаленная барабанная дробь вдруг раскатилась громом: римская конница ринулась в атаку.

Увлекаемый бешеной скачкой, Гай стрелой летел вперед, стараясь не думать ни о чем, кроме как о своем горячем скакуне, о всадниках, несущихся по обе стороны от него, об уходящей вверх тропе, о мелькающих повсюду силуэтах бегущих мужчин и женщин и о дымном зареве пламени. Он гнал воспоминания, окрашивающие его восприятие в иные тона, но все равно в воображении своем видел полную луну, хоровод танцующих, Кинрика рука об руку с Диэдой и зардевшееся личико Эйлан в свете костров Белтайна.

Склон становился все круче; «рога» седла то и дело поддавали всаднику под зад. Стиснув коленями конские бока и взявшись за копье и щит, Гай бдительно высматривал вооруженных людей. Приказ был четок и ясен – не причинять вреда мирному населению, но не дать уйти затесавшимся в толпу беглым мятежникам. Как это можно проделать во всеобщей суматохе и в темноте, легат, понятное дело, не объяснил.

По-прежнему проклиная судьбу, отправившую его в погоню за Кинриком и Вóронами именно сюда, на Девичий холм, Гай краем глаза заметил отблеск металла и бледное как полотно лицо, искаженное страхом или яростью. Десять лет воинской службы не прошли даром: молодой офицер не задумываясь выбросил вперед руку. Резкий толчок, рывок; острие пронзило плоть; Гай тут же выдернул копье; лицо исчезло.

Атака замедлялась; отряд достиг плоской вершины. Там почти никого не осталось: но повсюду, куда ни глянь, люди толпами мчались вниз по склонам. Гай коротко отдал приказ опциону, и всадники бросились вдогонку за беглецами. Конь Гая привстал на дыбы: какой-то человек в белом, неистово размахивая руками, вопил что-то насчет освященной земли. Гай, крепче сжав колени, послал коня легким галопом по периметру холма, ища Кинрика. С другой стороны центральной площадки послышался лязг металла, и молодой офицер поскакал туда.

Вдруг конь его стремительно прянул вперед и в ужасе заржал: над ним нависло крыло тьмы. Послышался пронзительный вопль. В нем слышался не испуг, но гнев и боль: он вобрал в себя ужас, и страх, и ярость всех сражений на свете; этот крик разжижал внутренности и леденил кости. Лошади, его заслышавшие, на миг сходили с ума, а в душах людей поселялся одуряющий страх. Гай выпустил поводья, выронил копье и судорожно вцепился в конскую гриву; мир стремительно завращался вокруг него. Перед глазами Гая возник лик Фурии в обрамлении шевелящихся и извивающихся блестящих волос.

Обезумевший скакун вынес Гая в круг света от беснующегося пламени костра. Повсюду вокруг люди застыли на месте, точно во власти какого-то заклинания. И тут конь его, дрожа, встал как вкопанный, а люди пришли в движение; в глазах у них отражался ужас. Гай глубоко, всей грудью, вдохнул, сознавая, что преимущество внезапности утеряно, и огляделся по сторонам.

Несколько друидов поддерживали человека в белом. Да это Арданос, потрясенно осознал Гай. Как же он постарел! Жрицы в синих одеяниях осторожно приподнимали с табурета, установленного на вершине кургана, нечто, похожее на груду одежды. Битвенная ярость иссякла; молодой офицер вдруг почувствовал, что смертельно устал.

К Гаю подъехал его опцион.

– Они разбежались, господин мой.

Гай кивнул.

– Далеко не уйдут. Отправь людей прочесать окрестности. Пусть потом доложатся мне: я буду ждать здесь.

Он неуклюже перебросил занемевшую ногу через лошадиную шею, соскользнул на землю и зашагал вперед; конь затрусил за ним. Арданос встрепенулся и умоляюще воззрился на Гая.

– Я тут ни при чем, – забормотал он. – Мы призывали Богиню – и тут, откуда ни возьмись, появился Кинрик!

Гай кивнул. Он достаточно хорошо знал, какой политики придерживается архидруид, и нимало не сомневался в том, что Арданос говорит правду. Всему виной женщина, чей пронзительный, душераздирающий вопль обездвижил солдат, так что мятежники успели смешаться с толпой. Трибун, не останавливаясь, направился к группе жриц. Одна из них обернулась и вызывающе глянула на него; почему-то Гай ничуть не удивился, узнав в ней Кейлин. Но ему хотелось рассмотреть женщину, безжизненно распростертую на земле.

Римлянин сделал еще шаг – и вгляделся в мертвенно-бледное лицо. Женщина была без сознания, черты ее лишь отдаленно напоминали ту Фурию, что не так давно явилась его взору. И однако ж Гай с тошнотворной ясностью понимал – это Она, и вместе с тем видел перед собою Эйлан.

Глава 23

После битвы на Девичьем холме римляне еще не один день преследовали Вóронов. Гаю казалось, будто внутри него живут два разных человека. Один бесстрастно докладывает о разгроме повстанцев командующему легионом в Деве, а затем возвращается в Лондиний и повторяет все то