Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

– Тогда я должен просить тебя: умоли Богиню покарать врагов наших. Духи женщин с острова Мона до сих пор взывают о мщении.

Эйлан нахмурилась.

– Это Кинрик тебя ко мне прислал? – Ей было известно, что Гай захватил Кинрика в плен и спас ему жизнь: молодой бритт вошел в число заложников. Но что с ним сталось потом, Эйлан не знала.

– Кинрик был в плену, – проворчал ее отец. – Его собирались отправить в Рим на забаву императору, но он убил стражников и сбежал.

– И где же он сейчас? – встревоженно спросила Эйлан. Если Кинрик попадется в руки римлян, лучшее, на что он может надеяться, – это быстрая смерть.

– Не знаю, – уклончиво промолвил друид. – Но на севере все громче слышен гневный ропот, о дочь моя. Римляне отступают. Не все Вóроны погибли в той битве; раны их затягиваются. Если Великая Богиня не поднимет страну против римлян, будь уверена, это сделает Кинрик.

– Но я говорю только с теми, кто приходит на празднества к Девичьему холму, – опасливо промолвила Эйлан. – Это прежде всего корновии и ордовики, потом еще деметы и силуры, ну и кое-кто из тех диких племен, что живут в холмах. Что нам до Каледонии?

– Может ли быть, что ты не понимаешь всей силы своего влияния? – Друид поглядел ей прямо в лицо. – Римляне отняли наши земли, ниспровергли наших вождей, наложили запрет на почти все наши религиозные обряды. Прорицательница Вернеметона – это одна из тех немногих святынь, что у нас еще остались, и если тебе не приходит в голову, что слова Великой Богини передаются из уст в уста по всей Британии, – ты просто глупа!

«Он не знает, что Арданос пытается влиять на Прорицания, – но подозревает», – подумала про себя Эйлан. Пока она изображает неведение, Бендейгид не дерзнет открыто попросить ее поддержать мятеж. Но долго так продолжаться не может – напряжение нарастает, и рано или поздно наступит развязка.

– Я живу очень уединенно, – мягко произнесла она. – Но к священному источнику приходят помолиться паломники. Пусть те, кому есть что сообщить, являются испить воды в новолуние каждого месяца: их встретит жрица под покрывалом, и если она заведет речь о вóронах – пусть посланцы поговорят с ней.

– А, дочь моя! Я знал, что ты не предашь свою кровь! – воскликнул Бендейгид. Глаза его вспыхнули непримиримым огнем. – Я скажу Кинрику…

– Передай ему, что я ничего не обещаю, – перебила она. – Но если ты хочешь, чтобы я молила Богиню о помощи, я должна знать, о чем просить! А уж как и что Она ответит – я ручаться не могу…

Этим Бендейгиду и пришлось удовольствоваться. Друид ушел – а Эйлан еще долго сидела в задумчивости. Со всей очевидностью Кинрик изо всех сил пытается поднять мятеж, но без ее поддержки неминуемо потерпит крах.

Но Бендейгид, бесспорно, осознал также и то, что она – взрослая женщина и сама принимает решения. Пожалуй, стоило столько страдать ради того, чтобы теперь говорить с отцом с позиции силы! Но вместе с силой пришла и неизбежная ответственность, от которой ей нельзя отречься – ведь, того гляди, настанет день, когда ее отец и молочный брат сойдутся с отцом ее ребенка на поле битвы.

«А если такое случится, что делать мне? – Эйлан в тоске закрыла глаза. – Богиня-заступница, что же тогда делать мне?»

Дочурка Юлии подрастала. Все в доме называли ее Целлой – ведь длинное имя Мацеллия Северина применительно к такой крохе звучало просто смешно. Но Гай напрасно ждал, чтобы в груди его проснулась привязанность к дочке – то неодолимое чувство внутреннего родства, что он испытал к маленькому Гавену, когда впервые увидел его на руках у Эйлан. Может статься, такая тесная связь возникает только между мужчиной и его сыном и первенцем? Или все дело в том, что он не ощущает душевной близости с матерью девочки?

Во всяком случае, Юлия, по-видимому, не находила странным, что отец так мало интересуется дочкой. Целла была спокойным ребенком, хорошела день ото дня, и дед в ней души не чаял. Молодая мать целыми днями возилась с малюткой и наряжала ее в богато вышитые одежки, что Гаю казалось пустой тратой времени. К тому времени, как девочке исполнился год, Юлия снова забеременела. На сей раз она не сомневалась: у них родится долгожданный сын. По просьбе Юлии посоветовались с авгуром: тот пообещал, что на свет появится мальчик, но Гай отнюдь не был в этом так уверен.

В конце концов, на сей раз ему даже не пришлось разделять страдания беременной жены. Военная кампания в Дакии оказалась провальной. Гай с болью в сердце узнал, что II легион решено отозвать, а крепость, построенную легионерами на севере, разрушить. Наверное, всем наконец-то стало ясно: для того, чтобы удержать северные области, требуется гораздо больше сил и ресурсов, нежели империя может выделить. Сколько жизней удалось бы сохранить, мрачно думал про себя Гай, если бы у кого-то хватило ума это понять тремя годами раньше!

Теперь почти все свое свободное время Гай проводил в военном гарнизоне, жадно прислушиваясь к новостям. По приказу императора новый наместник, Саллюстий Лукулл, распорядился вывести войска из всех северных крепостей, снести стены и сжечь деревянные постройки, чтобы ничего не досталось врагу. XX легион вернулся с севера на свои прежние квартиры в Глеве, но никто не знал, надолго ли.

Однако в Дакию откомандировали II легион, из Девы. Мацеллий, объявив, что он уже слишком стар таскаться по империи из конца в конец, решил выйти в отставку и занялся постройкой собственного дома в Деве. А Гай неожиданно получил приглашение от нового командующего легионом перейти под его начало и отплыть вместе со штабом. К превеликому удивлению Гая, даже Лициний не стал возражать, когда молодой офицер признался, что хотел бы принять это предложение.

– Мы будем скучать по тебе, сынок, – промолвил старик, – но теперь, когда ты завел семью, пора тебе уже заняться карьерой. Не затем ли я пел тебе дифирамбы по всему Лондинию? Жаль, конечно, что твой второй ребенок родится в твое отсутствие, но этого следовало ожидать. За Юлию не тревожься – я о ней позабочусь. А ты исполняй свой долг – и возвращайся, увенчанный славой!

Глава 22

Диэда вернулась в Лесную обитель в середине мая – с тех пор, как она уехала в изгнание на Эриу, прошло