Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

ребенка у матери и протянула его Гаю. Все взгляды выжидательно обратились на него. Спустя мгновение молодой отец догадался, что именно от него требуется, и неловко взял малышку на руки. Он глядел сверху вниз на сморщенное личико, ожидая, чтобы его захлестнула нежность – как в тот раз, когда он впервые прижал к груди сына. Но сейчас он не чувствовал ничего, кроме изумления: неужели эта кроха – живая и настоящая? Просто немыслимо! Гай тяжело вздохнул.

– Именем моих предков я признаю это дитя своей дочерью, – громко произнес Гай. – Имя же ей да будет Мацеллия Северина.

Сразу после Белтайна Бендейгид обратился к Владычице Вернеметона с просьбой о встрече. К тому времени Эйлан уже вполне сжилась с ролью Верховной жрицы, но так и не привыкла к мысли о том, что ее собственный отец, могущественный друид, нуждается в дозволении, чтобы посетить ее. Однако ж она отправила ему столь же церемонный ответ, уведомляя, что охотно его выслушает, – и когда после полудня Бендейгид появился в ее внешних покоях, Эйлан постаралась оказать ему радушный прием.

По правде сказать, особой радости Эйлан не испытывала. Она так и не смогла простить отцу того, что он наотрез отказался выдать ее за Гая: пусть она ныне живет в довольстве, пусть окружена почестями, но это по вине Бендейгида она стала чужой для родного сына. Гавена Эйлан загодя услала с глаз подальше на весь день. Ведь кто-кто, а Бендейгид отлично знает, что детей у Майри только двое; Гавен же с каждым днем все больше походил на отца.

Верховная жрица велела Сенаре наполнить кувшин свежей водой из Священного источника и дала знак Гуву впустить гостя. Могучий телохранитель грозно возвышался у входа: Эйлан не без удовольствия скользнула по нему взглядом. Рядом с этим исполином даже ее отец, дюжий здоровяк, казался тщедушным карликом. Прежде Эйлан казалось, что от собачьей преданности Гува ей будет не по себе. Как только она вышла из предписанного ритуалом затворничества и снова стала появляться среди жриц, Гув, некогда беззаветно служивший Лианнон, охотно перенес свою верность на новую Верховную жрицу – однако он ей не мешал и не докучал. Он просто был рядом, и со временем Эйлан оценила своего телохранителя по достоинству: он избавлял Верховную жрицу от нежеланных гостей или, как сейчас, держал их в благоговейном страхе.

– Чем я могу услужить тебе, отец мой? – невозмутимо осведомилась Эйлан, не потрудившись встать. Обращалась она к нему тем же тоном, к какому прибегла бы в разговоре с любым высокопоставленным друидом. За то время, что он провел на севере, Бендейгид очень изменился. Он всегда отличался могучим телосложением, но сытую упитанность и гладкость утратил, сделавшись костистым да жилистым.

Бендейгид застыл как вкопанный и озадаченно воззрился на нее. «Что же он во мне видит?» – гадала про себя Эйлан. Уж верно, не ту дочь, что ему помнится. Лицо, которое теперь смотрело на нее из Священного озера, утратило девичью округлость; затененные ресницами глаза смотрели настороженно – сказывались перенесенные страдания и тяжкая ответственность, что легла ей на плечи. Но, пожалуй, эти едва уловимые признаки зрелости не так бросаются в глаза, как золотые украшения и полумесяц между бровей.

Молодая женщина загодя откинула с лица легкое покрывало из темно-синего льна: тонкая ткань складками обрамляла ее чело и ниспадала на плечи. Диэда, замещая ее, всюду появлялась под покрывалом, чтобы обман не раскрылся, и Эйлан, вернувшись в обитель, вела себя так же. К тому времени, когда необходимость таиться отпала, она уже привыкла заграждаться от всех глаз. Покрывало словно бы придавало ей величия – и, конечно же, одевало ее ореолом таинственности.

– Я приехал засвидетельствовать тебе свое почтение, дочь моя – или, вернее сказать, Владычица, – отозвался друид. – Мы очень давно не виделись. Мне просто хотелось убедиться, что ты благополучна.

«Долго же ты собирался», – мрачно подумала Эйлан. Но она видела: за прошедшие несколько лет отцу тоже пришлось несладко. Бендейгид словно усох; волосы друида совсем поседели, на лбу и вокруг губ пролегли новые морщины. Его облик всегда отличался суровостью, но сейчас в глазах Бендейгида темным пламенем пылала упрямая решимость.

Бендейгид принял из рук дочери деревянную, окованную серебром чашу и присел на скамью. Эйлан опустилась в массивное резное кресло.

– Но ты ведь не только затем приехал, отец мой, – невозмутимо обронила она.

– Лианнон была уже стара. – Друид заглянул в чашу и снова поднял глаза на дочь. – Я хорошо понимаю, почему ей не хотелось, чтобы в стране заполыхала война, – наверное, поэтому все последние годы Великая Богиня призывала к миру. Но настали новые времена, у нас новая Верховная жрица. Ты ведь слыхала о битве под горой, которую римляне называют Гравпий? Ведомо ли тебе, что земли вотадинов превратились в бесплодную пустыню, где немногие уцелевшие только что не камни гложут? – а ведь раньше там жило процветающее племя!

Эйлан опустила взгляд. Да, она слыхала об этой битве – от очевидца, который сам в ней сражался. Гай рассказал ей, как зимой изголодавшиеся бритты – те, кому удалось выжить, – приходили к воротам крепости за куском хлеба. Римляне – захватчики, это так; но Эйлан знала: побежденные бритты в отчаянии сами сжигали свои деревни и резали скот, лишь бы добро их не досталось легионерам.

– Глас Богини, поведай мне – слезы пленных женщин льются дождем, а кровь наших павших воинов вопиет к мести, так почему же Она не внемлет? Почему Великая Богиня не отвечает на наши молитвы и почему Прорицания по-прежнему велят нам сохранять этот унизительный мир?

Бендейгид вскочил, простирая к ней руки; Гув тяжело шагнул в комнату. Эйлан глубоко вдохнула, пытаясь скрыть изумление, и жестом отослала телохранителя прочь. Она всегда полагала, что отец ее посвящен во все замыслы архидруида. Возможно ли, что Бендейгид знать не знает, как Арданос все эти годы использовал жрицу-Прорицательницу в своих целях?

– Воистину отцу моему ведомо – я изрекаю только те Прорицания, что вложены в мои уста, – примирительно проговорила Эйлан. «Если он все знает, значит, я не солгала ему, – а если не знает, так я не сказала ему ничего нового».

Действительно, в словах ее заключалось больше правды, нежели догадывался сам Арданос. Да, архидруид перетолковывал ответы жрицы-Прорицательницы так, как считал нужным, но когда Великая Богиня овладевала Эйлан и говорила с народом напрямую, именно Богиня решала, соглашаться с политикой архидруида или нет. По крайней мере, до сих пор Ее советы были достаточно миролюбивыми, так что Арданос их и не оспаривал.