Утопия-модерн. Облик грядущего - Герберт Уэллс

и возбуждение военного шторма человечество погрузилось во всеобщее бессилие и нищету. Бедняки, возможно, в меньшей степени предчувствовали беду, чем богачи. Даже во времена Всеобщего процветания, как это тогда называлось, человеческая жизнь была очень скучной, однообразной и утомительной. У людей хватало еды, но еды очень низкого качества. Далеко не все могли себе позволить достойное жилье. Да и вообще качество жизни имело тенденцию постоянно ухудшаться. За тяжелым трудом следовала безработица. Средний класс перешел от хорошего к плохому, от более или менее сносной жизни к безнадежной нужде.

Самые большие несчастья переживал класс пожилых и «пенсионеров», а также людей с «независимыми средствами» (и без обязанностей), которых стало очень много в первую эпоху Всеобщего процветания. Этот избыток процветающего человечества не без удовольствия для себя распространился по всему миру, не обращая внимания на усилия по обеспечению социальной дисциплины и безопасности. Незаметно эта прослойка заняла место старой административной и управленческой знати и сельского дворянства. Инвестиционная система в период своей устойчивой стабильности избавила этот социальный пласт от большинства неприятностей. Состоятельное общество занимало обширные районы весьма приятной местности. Восхитительные сады, поля для гольфа, ипподромы, горные спортивные центры, парки, загородные клубы, пляжи, дорогие отели. Оно немного поникло в годы Мировой войны, но с большими надеждами возродилось в последующее десятилетие лихорадочной и неопределенной экспансии. По мере того, как развивался Великий спад, праздная жизнь уходила.

Экономическая фаза – не вполне верное определение. На самом деле речь шла не столько об экономике, сколько об удушении и бездействии вследствие сокращения расходов. Никто – за исключением разве что только ловкого спекулянта на стагнирующем рынке – не стал богаче или даже относительно богаче. Прибыль появлялась только в банковских ведомостях. Предприятия вымирали, заимствующие государства и корпорации приостанавливали платежи. Просроченные задолженности приводили к дефолтам. Воды отречения поднимались, затопляя безопасность. Сброс материальных активов не приводил к сохранению капитала, особенно на фоне колебаний обменного курса.

«Что ни упади, бессонных ночей все больше», – отметила финансовая газета в 1933 году.

На роскошной вилле, на смятой бессонницей подушке металась голова несчастного капиталиста, а толпы безработных приходили в отчаяние в душном холоде трущоб.

Сохранился дневник некоего Титуса Коббетта, который в 1958 году проехал на велосипеде из Рима по Ривьере до Бордо. Этот человек начинал в качестве торговца произведениями искусства, а затем несколько лет прослужил в британском налоговом управлении, оценивая мебель, картины и тому подобное. Свое путешествие он предпринял, похоже, из чистого любопытства. Горько жаловался на трудности с денежным обменом между Генуей и Бордо. Похоже, на него возложили какие-то малопонятные дипломатические или консульские функции, но сам он предпочел об этом не распространяться. Возможно, его отправили сделать какой-то доклад, но никаких написанных инструкций нет.

До сих пор очень интересно читать это описание пораженного бедствиями побережья. Будучи молодым человеком с хорошими связями, он неплохо знал Монте-Карло в двадцатые годы; частенько там гостил. Он написал о сотнях заброшенных шато с заколоченными окнами, непригодными для продажи. Какие-то из них оставались на сомнительном попечении прислуги, другие – просто разграблены. Восхитительные сады, множество роз, олеандров, гранатов, апельсиновых деревьев, кипарисов, пальм, агав, кактусов – все это приходило в упадок. В отели никто не заезжал, и они тихо разрушались. Вышедшие из строя водопроводы размывали дороги, а бунгало заняли крестьяне. Такое же опустошение обрушилось и на берега Неаполитанского залива. Дорожные знаки и придорожная реклама безмолвно взывали к исчезнувшему движению. Коббетт крутил педали, размышляя, найдется ли по пути достаточно чистое и гостеприимное убежище на ночь. И вдруг, когда стемнело, в свете своей масляной лампы он увидел надпись:

H TEL S LEN ID

CU SINE RENOM

T TLE C NFOR M RNE

Куда ушли хозяин и гости? Куда подевались владельцы и арендаторы этих вилл и садов, яркая клиентура этих развлекательных оазисов? Многие из них, без сомнения, уже были мертвы, так как владельцы Ривьеры являлись преимущественно людьми среднего и преклонного возраста. Остальные вернулись в свои страны, в нищету, полную утомительных воспоминаний.

Коббетт посетил развалины старого казино в Монте-Карло и спортивного клуба. Потолок американского бара обрушился за несколько дней до его прибытия.

«Они выглядели убогими, – написал он, – а когда я был молод, казались потрясающими местами».

Знаменитый сад, где азартные игроки заканчивали свои неприятности самым кардинальным из способов, зарос мезембриантемумом.

Как это ни удивительно, но на фоне общего упадка все еще продолжалось воздушное сообщение. Между Римом и Марселем Титус видел тринадцать самолетов, направлявшихся либо на восток, либо на запад.

«Сомневаюсь, что увидел бы их так много еще четверть века назад», – написал он и продолжил распространяться, весьма поучительно, о возрождении торговли и возможном возрождении общественного порядка, которое предвещали эти пульсирующие механизмы. Он также отметил, что между Ниццей и Марселем курсировали морские суда.

«Не просто рыболовецкие лодки, но корабли водоизмещением в тысячу тонн или даже более, – такую восторженную оценку дал путешественник на велосипеде. – В Ницце строили судно водоизмещением не меньше чем три тысячи тонн».

У нас не сохранилось других записей о судостроении между 1947 и 1962 годами. Задолго до 1940 года строительство очень больших кораблей перестало быть «выгодным предложением», и совершенно очевидно, что никакие морские суда вообще, большие или малые, не строились нигде в мире в начале пятидесятых годов. Год за годом транспортная система обанкротившейся планеты приходила в негодность. В наши дни студенты исторических факультетов разрабатывают статистические диаграммы стремительного упадка.

Коббетт также с удивлением обнаружил функционирующий участок железной дороги (использовались дрезины на рычажной тяге или с бензиновыми двигателями) между портом Марселя и несколькими карьерами. У велосипедиста явно сложилось впечатление, что других железных дорог в мире не существует. Как только трафик упал ниже возможности выплачивать прожиточный минимум, поддерживать постоянное движение и покрывать текущие расходы не могли даже спекулятивные покупатели. А ведь когда-то железные дороги являлись ценнейшими объектами недвижимости. Они превратились в старый хлам. Порванные и ржавые рельсы утопали в агавах и полевых цветах. Коббетт упоминал о красоте старой «Sud de France» и рассказывал, как ехал на велосипеде по объездной дороге Париж – Лион – Средиземное море. Объездная оказалась в лучшем состоянии. Крестьяне разобрали железнодорожный путь на металлолом. Рельсов почти не осталось, а шпалы распилили на бруски и топили ими печи.

Во Франции сохранился аэродром. Здесь наш велосипедист повстречался с испано-американским летчиком, который во время последней войны служил сначала полякам, потом немцам и, наконец, французам. На Коббетта произвели большое впечатление явные признаки оживления торговли. Оказалось, что с Востока по воздуху поступают резина, специи, ртуть и жесть, а на Восток – часы, наручные часы, компасы, ножи, иглы, пуговицы и закаленное стекло. Таким образом большая часть торговли являлась бартерной, однако она была настолько интенсивной, что речь могла заходить уже о неуклонном расширении сферы обслуживания.

Похоже, путешественник впервые узнал о том, что основным двигателем торговли являются авиаторы, выжившие после войны. Они организовали свободный мировой союз и следили, чтобы воздушные пути сообщения поддерживались в полнейшем порядке.

Коббетт поделился с авиаторами, что наблюдал оживление судоходства на море.

– Нам предстоит присматривать и за этим тоже, – многозначительно заявил один из них.

– Берете пассажиров?

– Если они платежеспособны.

– Цивилизация возвращается! – воодушевленно воскликнул Коббетт.

– Нет, не так! Это – начало новой цивилизации!

По-видимому, этот авиатор впервые открыл глаза Коббетту на некоторые идеи, которые уже формировались в наиболее продвинутых мозгах.

– Мировая империя! – сказал повелитель воздуха. – Это старая идея. Владеешь транспортом и воздухом, владеешь миром. Зачем нам другие империи, если мы создадим эту?

Этот разговор произвел на Коббетта неизгладимое впечатление. Он отправился в Бордо, где, вероятно, планировал подзаработать, много думал и записывал. Он проводил довольно убедительную и интересную параллель между Всемирной транспортной организацией и ганзейскими купцами, которые сыграли важную роль в возрождении цивилизации в Прибалтике и Северной Европе после падения Рима.

«В конце концов, – продолжил свои размышления Коббетт, – мы никогда не придавали должного значения организованному транспорту и торговле».

В Бордо любознательный путешественник, продав велосипед, получил возможность приобрести