Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

– А ты?

– А я волен удовлетворить мое любопытство. Ты слышал, что Маати сказал распорядителю в шахте? Если бы он хотел скрыть это от меня, мог бы врать и поубедительнее. Маати-кво интересуется не только библиотекой, точно тебе говорю.

Андат вздохнул, хотя в дыхании нуждался не больше, чем горный склон. Любой его вздох можно было воспринимать как немую реплику.

То, что тема разговора сменилась, Семай понял еще до того, как андат подал голос.

– Она пришла, – сказал Размягченный Камень.

И действительно, среди танцующих появилась Идаан. Одежды ее были черными, как у разбойников, и белыми, как у скорбящих. Маска скрывала только половину лица, так что любой мог узнать дочь хая.

Семая в тени павильона она не могла увидеть.

Поэт наблюдал, как она идет сквозь толпу, отвечает на приветствия и будто высматривает кого-то. И на душе у него стало легко-легко.

Идаан не была красавицей, просто умело красилась; многие девушки и женщины были гораздо ближе ее к совершенству. Она не была самой грациозной или самой красноречивой, не обладала ни одним из сотни достоинств, которые перебирал в голове Семай, пытаясь понять, что в ней так завораживает его.

Она интересная. Этот ответ был ближе всех к истине. Ни одна другая женщина не возбуждала в нем такого интереса.

– Это плохо кончится, – пробормотал андат.

– Еще ничего не началось, – ответил Семай. – Как может кончиться то, что не начиналось?

Размягченный Камень снова вздохнул, а Семай встал и расправил складки одежды. Музыка смолкла, кто-то в толпе громко, заливисто засмеялся.

– Когда закончишь, возвращайся, продолжим наш разговор, – благодушно сказал андат.

Семай не стал отвечать и вышел из тени на свет.

Свирель снова заиграла в тот самый момент, когда поэт оказался рядом с Идаан.

Он слегка коснулся ее плеча, она обернулась. Ее лицо выразило сначала недовольство, потом удивление, а потом, как ему показалось, искреннюю радость.

– Идаан-тя, – подчеркнутая вежливость обращения лишь указывала на его желание использовать вместо «тя» более интимное «кя», – я уже решил, что ты не придешь.

– А я и не хотела, – ответила она. – Не думала, что увижу тебя здесь.

Барабаны подхватили заданный свирелью ритм, начался новый танец.

Семай протянул руку, и через пару мгновений, которые, как ему казалось, тянулись целую вечность, Идаан положила на нее свою ладонь.

Музыка зазвучала громче. Семай закружил Идаан, потом она закружила его. Полная жизни мелодия увлекала за собой, ее ритм ускорялся, как биение молодых сердец.

Люди вокруг улыбались, но не поэту.

Идаан смеялась, он смеялся вместе с ней.

Казалось, каменные плиты под ногами эхом отражают зажигательную мелодию и посылают ее прямо в звездное небо.

Двое сходились и расходились в танце, а когда после очередного разворота снова оказались лицом к лицу, Семай увидел на щеках Идаан румянец и почувствовал, что краснеет сам. А потом мелодия снова закружила и развела их в стороны.

В разгар танца кто-то взял Семая сзади за локоть и уверенно вложил ему в руки что-то твердое.

Мужской голос властно прошептал в ухо поэту:

– Подержи пока.

Семай растерялся и сбился с шага. Момент был упущен.

Теперь он стоял один в толпе танцующих с пустой пиалой в руках, влажной внутри от вина. А Адра Вауенги занял его место и повел Идаан Мати через все перемены в танце.

Пара удалялась от Семая, а он стоял и чувствовал, что румянец на щеках разгорается.

Наконец поэт развернулся, пробрался через толпу танцующих и на выходе из павильона отдал пиалу слуге.

– Он ее любовник, – сказал андат. – Все об этом знают.

– Я – нет.

– Я тебе сказал, теперь знаешь.

– Ты много чего мне говоришь, это не значит, что я должен со всем соглашаться.

– Того, о чем ты думаешь, – сказал Размягченный Камень, – делать не стоит.

Семай снизу вверх посмотрел в спокойные серые глаза и, хотя понимал, что андат прав, невольно вскинул подбородок.

Как это глупо и даже мелко.

К тому же Адра Вауенги не так уж не прав. Если подумать, легкое унижение, которому он подверг поэта, совсем небольшая плата за открытый флирт с его возлюбленной.

И все же…

Андат медленно кивнул и повернулся к танцующим в павильоне. Найти в толпе Идаан с Адрой было несложно. Издали Семай не мог хорошо их разглядеть, но показалось, что Идаан хмурится, и это было приятно. Впрочем, в тот момент его эмоции не имели значения, он сосредоточил все внимание на Адре, особенно на его ногах. Тот двигался в такт барабанам, а Идаан танцевала, следуя мелодии флейты.

Семай как будто раздвоился – он осознавал и свое физическое тело, и начинающуюся где-то в глубине разума бурю. А потом на мгновение стал одним целым, существом с двумя телами и непрекращающейся борьбой в душе. И когда Адра перенес вес тела на одну ногу, Семай сделал свой ход. Каменная плита поддалась и вдруг стала мягкой, как глина. Адра потерял равновесие, шлепнулся на задницу, да так и остался сидеть с широко раскинутыми ногами.

Еще через пару мгновений каменная плита вновь обрела твердость, и Семай позволил своему сознанию вернуться в обычное состояние.

Буря в его сознании – Размягченный Камень – была очень ощутимой, как опухшая плоть вокруг проделанной колючкой глубокой царапины. Но Семай знал: она утихнет. Любые царапины заживают.

– Лучше бы нам уйти, – сказал Семай, – пока я не выкинул еще какой-нибудь фокус.

Андат ничего на это не ответил, и Семай первым направился в сторону погруженных в темноту садов.

Музыка постепенно стихла, вдали от печей и разгоряченных плясунов воздух стал заметно прохладнее, зато звезды светили ярче, и на их фоне посеребренная лишь по краю луна напоминала черный отпечаток пальца.

Семай с андатом прошли мимо храма, потом мимо расчетного дома и бани, а после миновали Великую башню. Здесь Размягченный Камень свернул на боковую дорожку. Семай за ним не пошел.

Андат остановился и, приняв позу вопроса, спросил:

– Ты разве не туда направляешься?

Семай подумал немного и улыбнулся:

– Пожалуй, туда.

И он пошел за плененным им духом по извилистой дорожке к широким истертым ступеням, которые поднимались к парадному входу в библиотеку.

Массивные каменные двери были заперты изнутри, но Семая это не остановило, он спустился с крыльца и двинулся по узкой гравийной дорожке вдоль стен библиотеки.

Половина ночи уже прошла, но окна в комнатах Баарафа светились так ярко, что сразу стало понятно: библиотекарь бодрствует и запалил не только ночную свечу.

Семай потряс за плечо дремавшего у двери