Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

– Мы что, даже не позвоним в полицию?

Вопрос Доджер звучит просительно и кротко, как вопрос ребенка. В нем нет злости. Вся злость припасена в выражении глаз.

Ее взглядом можно расплавить металл.

– И пошлем полицейских на смерть? Ты точно этого хочешь? – Эрин невозмутимо встречает ее взгляд. – Это при условии, что они вообще найдут нужный дом. К этому моменту вокруг Ли точно горят Руки славы, и они скрывают все пространство вокруг. Она не любитель. Она научила меня всему, что я знаю, но, как говорится, не всему, что знает она сама. Она – чудовище, которое пытается заманить тебя в свое логово, и мы не можем тебя отпустить. Мне жаль. Если мы потеряем тебя, все пропало.

– Она не чудовище. Она женщина. Женщины смертны.

Эрин качает головой.

– Ее собрали из дюжины трупов. Половина ее костей покрыта защитными рунами, и они надежно спрятаны под кожей, а тому, чего не видишь, нельзя противостоять. Алхимик, который создал ее, погиб от руки Рида, поэтому никто из ныне живущих не знает всех хитростей, которые есть у нее в запасе. Она опасна. Смертельно опасна. Если ты хочешь остановить ее, если хочешь отомстить за своих родителей и все исправить, насколько это возможно, ты должна проявиться. Я не знаю, как еще мне нужно это сказать. Ты должна найти сердце той страны, в которой мы сейчас находимся, неважно, это страна Жевунов или Гиацинтов, и привести нас туда, пока еще не слишком поздно.

Доджер смотрит Эрин прямо в глаза.

– Когда все это закончится, – говорит она совершенно вменяемым голосом, – я уйду и больше никогда не заговорю ни с одним из вас.

– Посмотрим, – говорит Эрин. – А сейчас подумай, что будешь есть. Тебе понадобятся силы.

Яйца с ветчиной

Лента времени: 4:13 PDT, 17 июня 2016 года (тот же проклятый день)

Их полуночная трапеза тянется уже очень долго (на самом деле еда оказалась на столе где-то после часа ночи: это переходное пространство между ночью и днем изобилует неверными терминами и неточностями). В какой-то момент Эрин смотрит на настенные часы и говорит:

– Электрички начали ходить. Нам пора.

– И куда нам пора? – спрашивает Роджер. – Мы не знаем, куда идти. Ясно только, что где-то там нас ищет убийца, а мы всю эту чертову ночь сидели в ресторанчике и ели яйца, вместо того чтобы спасать свои жизни.

– Яйца тоже могут спасти жизнь, – говорит Эрин. Затем переводит взгляд на Доджер. – Если хочешь узнать, куда нам идти, спроси свою Девочку-ворону. Она единственная, кто может нас туда отвести, если начнет играть с нами заодно.

Доджер уже несколько часов не говорит ни слова. Она пристально смотрит на Эрин и продолжает хранить молчание. Эрин вздыхает.

– Будешь дуться – это их не вернет, а вот мы можем погибнуть. Роджер, вразуми свою чертову сестру.

– Это похоже на пауков, – говорит Доджер. Роджер и Эрин замирают. – Когда он отдает приказ, который я не хочу выполнять, такое ощущение, что у меня в мозгу пауки, и я не могу сказать «нет». – Доджер практически выплевывает каждое слово. – Неважно, насколько сильно я не хочу этого делать, я должна, потому что он так говорит, и тогда кажется, будто у меня в мозгу копошатся пауки. Это ты сказала ему это сделать. Ты заставила его использовать меня как марионетку.

– Додж… – начинает Роджер.

– Не думай, что ты тут ни при чем, – перебивает она. – Она сказала тебе это сделать, но она – не ты. Ты не обязан ее слушаться, как я обязана слушаться тебя. Так что ты тоже вляпался по уши.

– Мило, что ты еще способна дуться как подросток, но это ни к чему не приведет, – говорит Эрин. – Хочешь злиться на меня – злись, я не могу этому помешать. Я просто хочу, чтобы ты помнила: не я тебя создала. Тот, кто это сделал, тот, кто теперь послал убийцу, чтобы с вами расправиться, – он еще жив. Все это лежит у его ног. Он долгое время гнался за своей мечтой. Единственный способ его остановить – забрать ее у него.

– Алхимики умеют воскрешать мертвых, – неожиданно говорит Доджер.

– Да, – говорит Эрин. Но молчит о другом: о цене, которую приходится платить, о причинах, по которым большинство людей никогда бы на такое не решились. Порой, когда факты говорят сами за себя, получается красивая откровенная ложь. – Но, если ты хочешь заставить алхимика сделать то, что тебе нужно, ты должна проявиться. Ты должна понять, где мы.

Доджер безучастно смотрит на нее, а потом тянется через стол, берет солонку и перечницу, снимает с них крышки и, высыпав содержимое на пластиковую поверхность стола, перемешивает все как следует, пока не образуется относительно однородная смесь. (Получившийся состав удручающе походит на смесь угольной пыли и серебряного порошка, которую обожает использовать Ли. Доджер этого не знает. Зато Эрин знает и поэтому вздрагивает.)

– Нам нужно определить характеристики заданного множества, чтобы вычислить положение квадрантов, – говорит Доджер. – Ты сказала, что это либо вода, либо огонь, так?

– Да, – отвечает Эрин.

– Присваиваем значения четырем возможностям, пусть вода будет минус два, а огонь – плюс два, начнем отнимать воздух и землю от каждого…

Доджер говорит, а ее пальцы двигаются, вычерчивая линии и уравнения на рассыпанной смеси соли и перца; она все глубже и глубже погружается в свой собственный маленький мир.

Воздух вокруг их столика становится холоднее. То, чем занята сейчас Доджер, – не математика в истинном смысле этого слова, но в то же время это более глубокая, истинная арифметика, какой она не занималась уже многие годы. Это инстинктивная математика детей, соизмеряющих движение заходящего солнца с тем, насколько будут сердиться родители, это горестная математика моряков, соизмеряющих размер пробоины с расстоянием до берега. Это математика, которая движет вселенной, действие и противодействие, водящие хороводы вокруг чисел. Эта математика у Доджер в крови, и ее пальцы танцуют поверх рассыпанной смеси овоща и минерала, инстинктивно отделяя их друг от друга. Постепенно цифры, извлекаемые из этой смеси костей и золы, бледнеют, теряя угольный оттенок перца.

Когда она заканчивает, соль и перец лежат отдельно. Это должно быть невозможно. Но Доджер, похоже, даже не осознает, что случилось. Она постукивает пальцем под последней строчкой недоступных для понимания цифр и говорит:

– Вода. Вот почему у нас засуха или что-то около того. Что бы ни сделали враги Бейкер – не могу поверить, что говорю это, – что бы ни сделали враги Бейкер, чтобы уничтожить ее труды, работа по уничтожению еще продолжается, и