Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

Эрин делает шаг назад, скрещивает руки и молча наблюдает. Им необходимо это сделать: обнаружить пустые места между собой и понять, как лучше всего их заполнить. Она помнит это, или что-то очень похожее, из других временных линий, попытки проявления, которые закончились неудачей, отчего приходилось начинать все заново. Она не знает, когда Роджер сказал ей это запомнить, но раз она помнит, значит, это важно. Она не будет вмешиваться. Ей до сих пор больно. Она помнит, как было больно в первый раз, когда она поняла, что никогда не станет частью их тесного круга, их государства из двух человек. Рид мог разделить Доктрину на два тела, каждое со своими мыслями, личностью и желаниями, но не в его силах было сделать кукушат независимыми друг от друга. Они снова и снова друг друга находили, и, когда это случалось, они становились единым целым, и не было ни малейшей щелочки, куда мог бы втиснуться кто-то еще.

Роджер морщится.

– Ты уверена? – обеспокоенно спрашивает он.

– Уверена. Скажи мне.

Он делает глубокий вдох.

– Доджер, – говорит он. – Выиграй для нас время. Это приказ.

Глаза Доджер стекленеют, и воздух вокруг становится холоднее на четыре градуса. Где-то там ее разум работает в два раза быстрее, рассматривая возможности и отбрасывая их со скоростью, на которую Доджер сама по себе не способна. Затем, не говоря ни слова, она разворачивается и куда-то идет. Через несколько шагов она переходит на бег.

Эрин и Роджер бегут за ней – в светлый вестибюль железнодорожной станции. Она лезет в карман, извлекает оттуда смятую двадцатидолларовую купюру, сует ее в автомат, набирая на клавиатуре что-то, что должно было бы только запутать несчастный компьютер. Однако автомат выплевывает град блестящих долларовых монет и три билета – на каждом стоимость поездки до Фримонта в один конец. Она засовывает монеты в карман, один билет берет себе, а два других протягивает спутникам.

– Берите, – нетерпеливо говорит она, обнаружив, что они стоят в ступоре. Они берут билеты.

Доджер лижет свой билет там, где нет магнитной полоски, и жестом велит остальным сделать то же самое. Они повторяют за ней, и она, выхватив билеты у них из рук, убегает. Роджер и Эрин смотрят ей вслед.

– Что она делает? – спрашивает Роджер.

– Ни черта не понимаю, – отвечает Эрин.

Доджер возвращается рысью, с пустыми руками.

– Отдала их каким-то беспризорникам, которые искали, где вздремнуть, – говорит она. – Это наши билеты. По крайней мере, все говорит о том, что они «наши»: дыхание, слюна, направление. Пока они в железнодорожной системе, любой, кто попробует найти нас по номерам этих билетов, выйдет на ложный след. – Доджер медлит, лицо у нее вытягивается. – Ли, она… она же не пустит под откос целый поезд, только чтобы добраться до нас?

– Нет, – говорит Эрин, пока Доджер не рванула обратно, чтобы забрать билеты. Она говорит это твердо, с такой уверенностью, что почти невозможно поверить, что она не лжет. – Это привлечет слишком много внимания. Она будет избегать подобного – по возможности.

– Великолепно, – говорит Доджер. – Автобус отходит через пять минут. Мы должны успеть на него.

Они успевают.

До восхода еще час. Автобус скользит сквозь темноту; внутри охлажденный кондиционерами воздух и сонные пассажиры. Они не могут сесть втроем, поэтому Эрин садится отдельно, легко возвращаясь в свою привычную реальность, в свое естественное состояние, где одиночество – не только следствие, но сама вода, где она обитает – печальная русалка, которая никогда больше не ступит на землю. Доджер устраивается у окна, Роджер садится рядом, закрывая глаза и предоставляя ей смотреть на дорогу за них обоих. Теперь он может видеть цвета сам, но пока не в таких нюансах, как Доджер. Видеть Сан-Франциско, по-настоящему глубоко и полностью различая цвета… потрясающе.

Это потрясающе.

Они скользят сквозь туман, цепляющийся за Бэй-Бридж – эту длинную змеящуюся штуковину, – слева им машут нелепые пальмы, укорененные в земле, подвешенной над водой (в этих деревьях, в земле над водой, зависшей посреди воздуха и пышущих жаром стальных автомобильных двигателей, есть какая-то алхимия; сейчас, когда он знает, что существование этой силы – не просто детские сказки, он начинает видеть ее повсюду). Затем туман исчезает, и вот он – Сан-Франциско, величественно выступающий из темноты, словно маяк для заблудившихся и потерянных душ.

Доджер крепко стискивает руку Роджера. Он замирает. Каждый город – Невозможный город, когда ему действительно нужен спаситель. Когда в него ведет дорога алхимического просветления.

– Мы сможем выжить? – спрашивает Доджер, продолжая глядеть в окно, и Роджер не отвечает, и, может быть, так и надо. Может быть, некоторым вопросам лучше оставаться без ответа.

Остановка индустриально-холодна, вокруг высятся спящие гиганты Финансового квартала. Неподалеку расположена автостанция «Грейхаунд». Доджер исчезает внутри, возвращается с тремя билетами до трех разных городов, и они повторяют трюк со слюной и незнакомцами. Когда Ли примется их искать, она обнаружит, что они не только мчатся по железной дороге, но и направляются в Рино, штат Невада, Портленд, штат Орегон, и Сиэтл, штат Вашингтон, – во всех этих местах полно озер и вода может быть особенно сильна. Вполне вероятно, что, рассмотрев все четыре варианта, она придет к выводу, что все они ведут в никуда, но она достаточно умна и знает, что они подумают об этой возможности и, может быть, рассчитывают на это. Так что она должна проверить хотя бы один из фальшивых следов. Доджер сделала, что обещала, – выиграла для них время.

Они пересекают парковку и идут вниз по улице – молчаливая тройка беженцев, спасающихся от войны, которая никак не может быть настоящей. Стоянка проката велосипедов – автоматическая, люди там не нужны – находится у супермаркета. Доджер скармливает автомату золотые доллары, а взамен получает три новеньких велосипеда, белых и блестящих. Даже шины вычищены до блеска.

Каждый берет по велосипеду, и все трое просто стоят, крепко сжимая руль, не зная, что делать дальше. Эрин первая нарушает молчание:

– И куда теперь?

– А ты не знаешь? – отвечает Доджер.

Эрин смотрит на нее и качает головой.

– Я живое воплощение силы Порядка, – отвечает она. – У меня нет космических знаний или способности изменить вселенную. У меня есть только сильное желание систематизировать расстановку твоих CD. Так что это вас надо спрашивать. И куда же мы едем?

Роджер и Доджер обмениваются взглядами.

– Согласно математическим расчетам, это территория воды. Нам нужно что-то на воде или возле воды,