Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

они всегда настороже, и их легко запугать, если они думают, что опасность грозит им самим. Если угрожать их вторым половинкам – реакция будет совсем другой. Вот почему важно подходить к проблеме с нужной стороны, давить на слабое звено. Кукушата, которым досталась математика, умрут, защищая кукушат, владеющих языком. Многие так и умерли. Но у большинства из них не было возможности защитить себя. В них это не закладывалось, а Ли прекрасно знает, что в них закладывалось, а что нет. В конце концов, она одна из тех, кто их создавал.

– Меня зовут Ли Барроу. Полагаю, ты рядом с Эрин. Я хочу, чтобы ты опустила телефон и сказала мое имя вслух. Глядя ей в глаза. Тогда ты поймешь, насколько все серьезно. А когда поймешь, вернемся к нашему разговору. Да, и, Доджер? Если ты позволишь ей взять телефон, я повешу трубку, и ты не узнаешь, что я сделала.

Доджер ничего не отвечает. Ли улыбается и слушает. На заднем фоне она слышит изумленное восклицание Эрин, а за ним череду слов, слишком быстрых и приглушенных, чтобы можно было разобрать, о чем речь. Все в порядке. Ей не нужно знать, что именно говорит ее творение и бывшая протеже, потому что и так понятно, что ничего хорошего: никто никогда не скажет ничего хорошего о том, что она собой представляет и на что способна. Даже Рид, который, предположительно, ценит ее вклад в его работу. Ли не против. Ее никто не любит и все боятся – что ж, в этом есть свои преимущества, и имя ей легион, ей не требуется иной компании, кроме своей.

– Алло? – Голос у Доджер немного жалобный и – да – испуганный. Прекрасно. Так намного проще.

– Привет, дорогая. Где ты?

– Нет.

Просто «нет», ровный тон, не за что зацепиться. Улыбка Ли становится еще шире. Будет весело.

– Похоже, ты чего-то не понимаешь. Тебе известно, кто я. Тебе известно, кто я для тебя. Не мать, нет – эта сомнительная честь была предоставлена корове, которая получила больше, чем заслужила, когда я разрезала ее от губ до промежности, – скорее акушерка. Я была рядом, когда ты родилась. Я вытащила тебя в этот мир, ты была вся в крови и слизи и все время кричала, и я с самого начала надеялась, что у меня будет возможность отправить тебя прочь из этого мира таким же способом. Ты знаешь, что я такое. Если хочешь, чтобы я была милосердна – а это, не буду тебе лгать, всегда дается мне нелегко, – ты должна сказать мне, где ты, и ждать меня там.

– Нет, – снова говорит Доджер, так решительно, так просто, но этого все равно недостаточно. Если бы она была первенцем, может быть… но, если бы она была первенцем, Ли бы ей не звонила. Во время охоты, если есть такая возможность, всегда выбирают слабое звено.

– Знаешь, тебе не обязательно упрямиться. Мы могли бы подружиться.

– Это вряд ли.

– О, неужели? У меня есть, что тебе предложить. Кое-что, от чего ты вряд ли захочешь отказаться.

Доджер замирает. Она ценит обмен и торг; дети-математики всегда думают, что могут получить что-то даром или за бесценок, если правильно разыграют карты.

– И что это?

– Легкая смерть. Я убью тебя очень нежно, Доджер. Я перережу тебе горло, ты и глазом моргнуть не успеешь, и истечешь кровью на полу раньше, чем поймешь, что ждать удара уже не надо. Если я сделаю все достаточно быстро, ты даже не почувствуешь боли. И может быть, Эрин сумеет сохранить жизнь твоему брату, если использует все, чему я ее научила. Ты можешь его освободить. Я знаю, ты уже пыталась это сделать. Я знаю, что это единственное, чего ты когда-либо по-настоящему желала.

Тишина.

– Ах да, у тебя же нет причин, чтобы согласиться на мое предложение, не так ли? Вот тебе причина: твои родители мертвы.

– Что? – Это скорее всхлип, чем слово.

Ли может вообразить выражение лица Доджер. Ужас, гнев, страх – и все это смешалось в восхитительном коктейле боли. Как бы она хотела это увидеть. Но слышать – тоже неплохо.

– Твои родители. Мертвы. Я их убила – на случай, если ты надеялась, что они погибли в автокатастрофе или что-то еще в этом роде. Видишь ли, я нигде не могла тебя найти, хотя очень старалась. Полагаю, ты что-то нахимичила со временем, чтобы сбить меня со следа. Не очень мило с твоей стороны, знаешь ли. Ты отказывала мне во встрече. Мне не нравится, когда мне отказывают, поэтому я совершила небольшое путешествие до того дома, в который тебя поместил Рид.

У Доджер перехватывает дыхание.

– Я позвонила. Открыла твоя мать. На ней был розовый халат с голубым атласным кантом. Такие давно не носят. Он прекрасно впитал кровь, когда я поработала ножом.

Лезвие проскользнуло между ребрами, рассекая все на своем пути: и плоть, и органы. Ее легкое сдулось, как старый воздушный шарик, – оно больше не могло удерживать воздух и поддерживать тело. Одно простое движение – Ли много раз использовала его на практике, на множестве тел.

– Эрин не рассказывала, как она убила ту маленькую индианку, после того как та по вашей с Роджером глупой просьбе провела ДНК-тест? Эрин научилась этому движению от меня, а я сегодня познакомила с ним твою мать. Она даже не успела закричать, как уже оказалась на полу. Ты будешь счастлива узнать, что ее тело послужит науке. Моей науке. Мне всегда нужны запчасти.

– Ты лжешь. – Это шепот раненого ребенка. На заднем фоне раздаются громкие встревоженные восклицания.

Закрыв глаза, Ли поглубже устраивается в кресле, и подвытертая кожа принимает ее в свои объятья, будто руки любовника. Хорошее кресло. Жаль, что его забрызгало кровью, но всему в этом мире рано или поздно приходит конец.

– Я лгу? Или ты просто не хочешь слышать правду? Признаю, это болезненная правда, но уж какая есть, и мы с тобой не из тех, кто может ее отрицать. Твой брат – вот он мог бы поспорить с правдой, в пределах разумного… но он не умеет воскрешать мертвых. Это могут сделать только очень хорошие алхимики, но, поверь мне, тебе бы не слишком понравился результат. Мертвецы редко бывают привлекательными. А если да – у всего есть своя цена. Всегда.

– Ты лжешь.

– Дверь открыла твоя мать, а когда она не вернулась обратно, спустился твой отец. Я его застрелила. Мужчины становятся такими агрессивными, когда видят своих мертвых жен. Его руки целы. Ты и не заметишь моего приближения. Теперь ты мне веришь? Или, чтобы