Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

служения своей Богине, а вот теперь и Юлия от него отдаляется. Гай вздохнул. Найдется ли хоть кто-нибудь, кто просто полюбит его на всю жизнь – таким, какой он есть, не пытаясь его переделать или изменить?

А потом Гай вспоминал, каково это – держать на руках сына. Но всякий раз, как он принимался размышлять о том, как бы разыскать мальчика, его охватывал страх: а вдруг, когда они встретятся, окажется, что сын не испытывает к нему ровным счетом никаких чувств? И Гай ничего не предпринимал.

Однажды Гай выехал прогнать диких свиней, что повадились рыться в его саду, и сам не заметил, как добрался до леса, примыкающего к Вернеметону. Не задумываясь, он свернул на тропу, уводящую к той самой хижине, где Эйлан родила сына. Гай понимал, что Эйлан там вряд ли застанет, но, может, встретит кого-нибудь, кто про нее знает. Даже если Эйлан его ненавидит, не откажется же она рассказать ему о сыне!

Сперва ему показалось, что хижина стоит заброшенной. Под первым дыханием весны на ветвях набухли тугие зеленые почки, но соломенная крыша обтрепалась и потемнела под дождем и ветром, на земле среди сухой прошлогодней листвы повсюду валялись сучья и ветки, сорванные недавней бурей. Но тут Гай заметил, что сквозь кровлю просачивается дымок. Лошадка зафыркала, всадник натянул поводья. Из хижины выглянул какой-то мужчина.

– Добро пожаловать, сын мой, – промолвил он. – Кто ты и зачем пожаловал?

Гай назвался, с любопытством разглядывая незнакомца.

– А ты сам-то кто? – в свой черед спросил римлянин. Незнакомец был высок ростом, лицо – загорелое, обветренное; волосы – черные как смоль, одет в длинный нескладный балахон из грубой козьей шерсти, поверх которой топорщилась неопрятная борода.

Не иначе, какой-нибудь бездомный бродяга нашел приют в пустующей хижине, подумал про себя Гай. Но тут он заметил на шее незнакомца скрещенные палочки на ремешке. Да это, никак, христианин – видимо, один из тех отшельников, которые за последние два-три года стали появляться тут и там по всей Империи! Гай слыхал, они есть в Египте и в Северной Африке; а вот здесь, в Британии, встретить христианского отшельника никак не ждешь!

– Что ты тут делаешь? – поинтересовался римлянин.

– Я пришел порадеть о заблудших Божьих душах, – отвечал отшельник. – В миру меня знали как Ликия; теперь меня называют отец Петрос. Верно, сам Господь послал тебя ко мне в час нужды. Чем я могу тебе помочь?

– А откуда ты знаешь, что меня к тебе послал Господь? – спросил Гай, поневоле улыбнувшись наивному простодушию отшельника.

– Но ты ведь здесь, так? – откликнулся отец Петрос. Гай пожал плечами, а отшельник как ни в чем не бывало продолжил: – Поверь, сын мой, в мире ничего не случается без ведома Господа, который поместил звезды на тверди небесной.

– Ничего? – произнес Гай с такой горечью, что сам себе удивился. Он вдруг осознал, что за последние три года утратил веру в богов. В какой же момент это произошло – может статься, при известии о смерти Агриколы или при виде страданий Юлии? – Тогда ты, верно, объяснишь мне, что же это за бог такой, если отнял сына и дочь у любящей матери?

– Вот, значит, в чем твоя беда? – Отец Петрос распахнул дверь шире. – Войди, сын мой. Такое в двух словах не объяснишь, да и бедная твоя лошадка с ног валится.

Гай тут же виновато вспомнил, какой долгий путь проделала его лошадь. Римлянин привязал ее так, чтобы она могла дотянуться до пожухлой травы, и вошел в дом.

Отец Петрос расставлял чашки на грубом выщербленном столе.

– Чем тебя угостить? У меня есть бобы и репа и даже вино; погоды здесь стоят такие, что я не могу поститься так же часто, как в теплых краях. Сам-то я не пью ничего, кроме воды, но мне дозволено предлагать мирскую пищу своим гостям.

Гай покачал головой, поняв, что имеет дело с философом.

– Я отведаю твоего вина, – промолвил он, – но скажу, положа руку на сердце: тебе никогда не удастся меня убедить, будто твой бог всемогущ и при этом благ и добр. Ведь если он всемогущ, почему он допускает страдания? А если он может предотвратить страдания и не делает этого, зачем ему поклоняться?

– А! – воскликнул отец Петрос. – Судя по твоему вопросу, ты воспитан на философии стоиков; это их слова. Но философы неверно понимают природу Бога.

– А ты, конечно же, понимаешь правильно? – вызывающе осведомился Гай.

Отец Петрос покачал головой.

– Я всего лишь смиренный слуга тех детей моих, что ищут моего совета. Единородный Сын Божий был распят на кресте и восстал из мертвых, чтобы спасти нас; вот и все, что мне нужно знать. Те, что в Него уверовали, будут жить вечно во славе.

Да это же просто очередная наивная восточная сказочка, подумал про себя Гай, вспоминая все то, что слышал об этом культе в Риме. Пожалуй, не удивительно, что она находит отклик у рабов и даже у некоторых женщин из хороших семей. Внезапно Гаю пришло в голову, что эта ахинея может заинтересовать Юлию – или, по крайней мере, даст ей пищу для размышлений. Он отставил чашу.

– Благодарю тебя за вино, отец, и за твой рассказ тоже, – промолвил римлянин. – Не позволишь ли ты моей жене навестить тебя? Она горько сокрушается о смерти нашей дочери.

– Я буду рад ей в любое время, когда бы она ни пришла, – учтиво отвечал отец Петрос. – Мне только жаль, что тебя я не убедил. Ведь не убедил, верно?

– Боюсь, нет. – Отшельник так искренне опечалился, что Гай поневоле смягчился.

– Неважный из меня проповедник, – вздохнул отец Петрос. – Вот будь тут отец Иосиф, он бы тебя наверняка обратил.

Гай про себя счел это весьма маловероятным, но вежливо улыбнулся. Он уже собрался уходить, когда в дверь постучали.

– А, это ты, Сенара? Заходи, заходи, – промолвил отшельник.

– Вижу, у тебя гость, – раздался девичий голос. – Я тогда загляну в другой раз, если позволишь.

– Нет-нет, я уже ухожу. – Гай откинул кожаный полог, прикрывавший дверной проем. Перед ним стояла юная девушка, прелестнее которой он в жизни не видывал – во всяком случае, с тех самых пор, как много лет назад взгляду его впервые предстала Эйлан. Ну да он и сам тогда был совсем еще мальчишкой. На вид девушке было около пятнадцати лет, волосы – цвета медных опилок в огне кузнечного горна, глаза – ярко-синие. Одета она была в платье из некрашеного льна.

Гай пригляделся – и понял, что уже видел эту девушку