Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

прежде. Волосы, цвет лица – все эти живые краски она взяла от кельтов, но форма носа и линия скул явственно напоминают Валерия, бывшего отцовского секретаря. Вот откуда она знает латынь.

Уже отвязывая лошадь, Гай с запозданием сообразил, что надо было спросить у Сенары – так, кажется, ее назвал отшельник? – нельзя ли ему устроить встречу с Эйлан. Но дверной полог за девушкой уже опустился. Гай плохо разбирался в женщинах – а с тех пор, как женился на Юлии, и вовсе разучился их понимать, – однако даже он знал: расспрашивать одну женщину о другой весьма неразумно.

К тому времени, как Гай вернулся на виллу, солнце давно село. Юлия поздоровалась с ним хоть и сдержанно, но вполне приветливо. Лициний уже ждал их в столовой.

Мацеллия и Терция резвились на веранде: нарядив ручную обезьянку Юлии в детские одежки, они пытались запихнуть ее в игрушечную колесницу. Гай вызволил зверушку и передал ее Юлии. Порой он просто в толк взять не мог, как три маленькие девочки и одна взрослая женщина, с помощью всего-то семерых слуг, умудряются устроить в доме такой кавардак.

– Папа! Папочка! – заверещали девочки. Подбежала и Квартилла. Гай сгреб дочек в охапку, крепко обнял всех вместе, кликнул Лидию, поручил детей ей, а сам отправился в столовую вместе с женой.

Обезьянка все еще сидела у нее на плече. Она была размером с младенца – и почему-то Гаю было неприятно видеть ее разряженной «под девочку». Он отказывался понимать, зачем Юлии понадобилась эта зверушка. Она же привычна к жаркому климату, ее надо холить и лелеять как ребенка. Такой домашний любимец для Британии совершенно не подходит; даже летом для обезьянки тут слишком холодно.

– Когда ты уже избавишься от этой паршивки? – раздраженно бросил он, усаживаясь за стол. Глаза Юлии тут же наполнились слезами.

– Секунда так ее любила, – прошептала она.

И Гай уже не в первый раз задумался, а не повредилась ли Юлия в уме. Секунда погибла в шестилетнем возрасте – насколько Гай помнил, до обезьянки ей никакого дела не было. Но если Юлии приятно так думать… Перехватив предостерегающий взгляд Лициния, сидевшего напротив, он вздохнул и не стал продолжать эту тему.

– Ну, что ты сегодня поделывал? – спросила Юлия, изо всех сил изображая жизнерадостную веселость. Слуги подали ужин: вареные яйца, блюдо с копчеными устрицами и соленой рыбой и салат из зелени, приправленный оливковым маслом.

Гай быстро проглотил кусочек лука и закашлялся, мысленно выстраивая приемлемый вариант рассказа о событиях дня. И потянулся через стол за ароматной свежевыпеченной лепешкой.

– Да вот, погнался за дикими свиньями и, сам не знаю как, оказался по ту сторону холмов, – начал он. – В старой лесной хижине поселился новый жилец – какой-то отшельник.

– Христианин? – подозрительно уточнил Лициний. О восточных культах, постепенно наводняющих Рим, он всегда отзывался крайне неодобрительно.

– Похоже на то, – равнодушно откликнулся Гай, отдавая прислужнице тарелку. Внесли утку под соусом из слив, вымоченных в сладком вине. Гай окунул пальцы в чашу с ароматной водой и вытер руки. – Во всяком случае, он верит, что его бог восстал из мертвых.

Лициний фыркнул, но в глазах Юлии блеснули слезы.

– Неужели? – Ее беспомощный взгляд разрывал Гаю сердце – и вместе с тем изрядно его раздражал. «Чем бы жена ни тешилась…» – Он отложил утиное крылышко и повернулся на пиршественном ложе лицом к ней.

– Как думаешь, он позволит мне прийти поговорить с ним? А ты меня отпустишь? – умоляюще проговорила Юлия.

– Юлия, родная моя, делай все, что пожелаешь, лишь бы тебя это утешило. – Гай говорил со всей искренностью. – Я хочу одного: чтобы ты была счастлива!

– Ты так ко мне добр… – Глаза ее снова наполнились слезами. Юлия виновато всхлипнула – и выбежала из комнаты.

– Не понимаю я ее, – посетовал Лициний. – Я воспитывал в ней добродетель и почтение к предкам. Я тоже любил малышку, но ведь все мы однажды умрем, рано или поздно. Хорошего мужа выбрал я для своей дочки, – добавил он. – Ты к ней добрее, чем даже я сам, хоть она и не родила тебе сына.

Гай вздохнул и подлил себе еще вина. Он чувствовал себя гнусным обманщиком, но держал язык за зубами. Он взял на себя ответственность за счастье этой женщины, и ему никоим образом не хотелось задеть ее чувства. Но он не мог избавиться от мысли, что Эйлан никогда не купилась бы на бредни христианского монаха – уж она-то не настолько глупа!

Со стола убрали десерт, и Гай пошел в детскую: Юлия присматривала за тем, как девочек укладывают спать. Обезьянки, к радости Гая, нигде не было видно. Он малодушно понадеялся, что зверек сбежит и, если уж совсем повезет, попадет в зубы бродячей собаке.

Рабыня подрезала фитиль в светильнике; Гай с Юлией постояли минуту, глядя, как мягкий свет мерцает на гладких щечках и темных ресницах. Юлия благословила дочерей и тронула висящий на стене оберег от пожара. В последнее время она сделалась очень суеверна. Конечно, пожар – это страшное бедствие, но ведь дом совсем новый, без сквозняков. При борьбе с огнем Гай скорее полагался бы на расторопность домашних рабов, нежели на богинь или амулеты.

– Пожалуй, пойду лягу, – промолвила Юлия, когда супруги вышли в коридор.

Гай потрепал ее по плечу и поцеловал в подставленную щеку. Собственно, он ожидал чего-то подобного. К тому времени, когда придет ложиться и он, Юлия уже крепко заснет – или притворится, что крепко спит, – так что Гай, понятное дело, не станет ее тревожить. С тем же успехом у него могло бы и вовсе не быть жены. И как, скажите на милость, она рассчитывает зачать от него ребенка, если отказывает мужу в супружеской близости?

Но выговаривать ей – только даром время терять. Гай пожелал жене доброй ночи и отправился к себе в кабинет, находящийся в другом крыле виллы. Там его дожидался свиток с последней частью «Жизнеописания Агриколы» Тацита.

Там-то и обнаружилось, куда подевалась обезьянка Юлии. Хвостатая тварь восседала на столе – загадив все документы и свитки зловонными испражнениями. С возмущенным воплем Гай схватил звереныша за шкирку и с силой вышвырнул во двор. Послышался странный хруст, короткий визг – и все стихло.

Отлично. Если эта пакость убилась насмерть, рыдать он не станет; а завтра без зазрения совести скажет жене, что обезьянку не иначе как собака загрызла. Пусть Юлию христианский священник утешает; хотя, по слухам, монахи стараются не иметь дела с женщинами. В тот момент Гай был готов