Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

за ним и римлянин. «Отец Гая… дед ее сына…» Эйлан с любопытством разглядывала его сквозь покрывало. Она никогда прежде не видела Мацеллия – и однако ж узнала бы его где угодно. Образы накладывались один на другой: суровые, обветренные черты старика, резкие, волевые линии носа и лба, что повторились в его сыне и только-только начинали проступать в округлом, по-детски пухленьком личике ее собственного ребенка.

Гув занял свое место у двери; Мацеллий остановился перед Верховной жрицей. Он расправил плечи, поклонился, и Эйлан сразу поняла, у кого Гай унаследовал свою гордость.

– Госпожа… – Мацеллий использовал римское обращение, Domina, но в целом он изъяснялся по-бриттски вполне сносно. – Благодарю тебя за то, что любезно согласилась принять меня…

– Не стоит благодарности, – ответствовала Верховная жрица. – Что я могу для тебя сделать? – Наверное, речь пойдет о приближающихся празднествах, ведь к Лианнон префект приезжал именно по такому поводу.

Мацеллий откашлялся.

– Мне стало известно, что ты предоставила убежище дочерям королевы деметов…

Эйлан порадовалась, что предусмотрительно набросила на лицо покрывало. Как бы ей сейчас понадобилась помощь Арданоса или Кейлин!

– А если и так, – медленно произнесла она, – что за дело до этого тебе?

– Если так, – эхом подхватил Мацеллий, – нам хотелось бы знать причину.

В памяти тут же всплыли слова Кинрика.

– Мне сказали, что они нуждаются в убежище. Есть ли причина весомее?

– Нету, – согласился Мацеллий, – и однако ж их мать – мятежница, которая угрожала поднять на бунт против Рима все западные области. Но Рим милосерден. Бригитту отослали под охраной в Лондиний; с ее головы и волоса не упадет. Мы не стали требовать смерти и для ее родни.

«Вот малышки обрадуются, узнав, что их мать в безопасности!» – подумала про себя Эйлан. А то бедные девочки ходят не по-детски молчаливые, притихшие, словно в воду опущенные. Но почему римляне не стали принимать жестких мер? Возможно ли, что Мацеллий стремится к миру между Римом и бриттами так же, как и она сама?

– Если это правда, я рада, – промолвила Эйлан. – Но чего ты хочешь от меня?

– По-моему, это очевидно, госпожа. Эти девочки не должны стать поводом для будущих мятежей; нельзя, чтобы вокруг них сплотились недовольные. Сама Бригитта никакой важности не представляет, но в смутные времена любой предлог сгодится.

– Думаю, на этот счет ты можешь быть спокоен, – откликнулась Эйлан. – Если девочки останутся среди послушниц Лесной обители, никто не сможет использовать их в политической игре.

– Даже когда они вырастут? – уточнил Мацеллий. – Можем ли мы быть уверены, что их не отдадут в жены мятежникам, которые тут же заявят, что брак с королевой наделяет их правом встать во главе деметов?

А ведь он не зря тревожится, подумала Эйлан. Именно на это и рассчитывает Кинрик.

– Что же ты предлагаешь?

– Лучше всего было бы отдать девочек на воспитание в благонамеренные римские семьи, а когда подрастут, найти им хороших, надежных мужей из числа сторонников Рима.

– И это все, что с ними случится, если девочек передадут в руки римлян?

– Это все, – подтвердил Мацеллий. – Госпожа моя, не веришь же ты, что мы воюем с младенцами и малыми детьми?

Эйлан молчала. «Именно это мне с детства и внушали».

– Или тебе угодно, чтобы мы всю жизнь расплачивались за зверства, совершенные нашими предшественниками? Как, например, за то, что случилось на священном острове? – промолвил Мацеллий, словно прочитав ее мысли.

«Так считает Кинрик, но решение здесь принимаю я. Это мне Великая Богиня говорит, что делать». Эйлан помолчала минуту-другую, приводя себя в состояние внутренней отрешенности, чтобы услышать ответ свыше.

– Не угодно, – промолвила она. – Но я утрачу доверие своего народа, если людям покажется, будто я слишком охотно верю твоим словам. Я слыхала, будто дочери Бригитты еще слишком малы, и ни о каком замужестве пока не идет и речи. Они много выстрадали. Милосерднее было бы оставить их там, где они сейчас, на несколько месяцев или даже на год, пока волнения улягутся. К тому времени все будут знать, как обошлись с их матерью. Страсти поутихнут, и даже если станет известно, что дети в ваших руках, люди воспримут это куда спокойнее.

– Но отдадут ли нам детей по прошествии этого срока? – нахмурился Мацеллий.

– Если все будет так, как ты говоришь, я клянусь богами своего племени, что да, отдадут. – Эйлан тронула торквес на своей шее. – Готовься принять их в своем доме в Деве на следующий год, в день Бригантии.

Лицо гостя просветлело. У Эйлан перехватило дыхание: на изборожденном морщинами лице мелькнула улыбка Гавена. Если бы она только могла рассказать Мацеллию, кто она такая, и показать ему внука – крепенького, здорового мальчугана!

– Я тебе верю, – промолвил Мацеллий. – Остается надеяться, что легат поверит мне.

– Вернеметон – залог моей честности. – Эйлан широким жестом обвела комнату. – Если я нарушу слово, мы все в его руках.

– Госпожа, твой телохранитель больно подозрительно на меня косится, а не то я бы расцеловал руки тебе, – промолвил Мацеллий.

– Сие не дозволено, – возразила она, – но я признательна тебе за доверие, господин мой.

– Прими и ты мою признательность. – Мацеллий снова поклонился.

Гость ушел, а Эйлан осталась сидеть в тишине, размышляя, предала ли она свой народ или спасла его. Уж не для этого ли боги привели ее сюда? Для этого она и родилась на свет?

На следующий день, ближе к вечеру, из Летней страны возвратилась Кейлин – усталая, но окрыленная. Как только она помылась с дороги, Эйлан послала к ней Сенару и пригласила старшую жрицу к своему очагу – отужинать вместе.

– Надо же, как девочка вытянулась! – заметила Кейлин, когда Сенара вышла подать на стол. – Кажется, ее привезли к нам сюда только вчера, а ей уж столько же лет, как было тебе, когда мы с тобой впервые встретились. А красавица-то какая – почти как ты!

Не без удивления Эйлан осознала, что Сенара и впрямь превратилась в юную девушку, уже достаточно взрослую, чтобы принести обеты; очень скоро она станет посвященной жрицей! Римские родичи девушки не давали о себе знать вот уже много лет; вряд ли они станут возражать. Ну да спешить нужды нет.

– И что же ты поделывала в такой ясный да погожий день, детка? – полюбопытствовала Кейлин, когда Сенара внесла ужин.

Девушка словно бы изменилась в лице.

– Я прошлась до лесной хижины. Ты ведь знаешь, что там поселился отшельник?

– Да, верно, мы ему разрешили. Этот чудаковатый старик пришел откуда-то с юга. Он ведь христианин, да?

– Да, – с тем же странным выражением в глазах отвечала