Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

class="p1">Изначально Гозтан все-таки рассчитывала расправиться с воздушными кораблями Фиро, не прибегая к помощи туземных наездников гаринафинов, но события приняли такой оборот, что у тана просто-напросто не осталось выбора. Это была рискованная политическая игра. Даже если туземные лучники добьются успеха, боевому духу льуку будет нанесен серьезный урон, поскольку они оказались вынуждены заимствовать оружие и тактику дара-рааки, и Кутанрово непременно воспользуется шансом разделаться с соперницей раз и навсегда.

Но Гозтан понимала, что должна спасти Укьу-Тааса. Просто обязана. И она снова взывала к ясноокой Диасе, умоляя помочь ей.

Свежие, полные сил, закованные в броню гаринафины поднимались все выше и выше, выбираясь за пределы досягаемости целых роев орнитоптеров, огненных языков и беспорядочно мечущихся от боли зверей из первой волны. Подобно богам, взирающим с небес на острова Дара, смотрели они сверху на раздувающиеся корпуса имперских воздушных кораблей и на погибающих товарищей.

Огненные полосы зажженных от факелов стрел падали подобно метеоритному дождю. Это было прекрасное зрелище. Пугающее, но прекрасное.

Тан Каруконо, командующий флотом воздушных кораблей, смотрел на огненных посланцев из специальной наблюдательной кабины на макушке «Меча Хризантемы», своего флагмана.

– Адмирал! – с мольбой воскликнул один из его личных охранников. – Пожалуйста, спуститесь в гондолу, ради вашей же безопасности!

– Адмирал, – с дрожью в голосе спросил другой, – следует ли нам начать маневр уклонения?

Тан не ответил. Как может уцелеть яйцо, когда все гнездо в огне? Разве способна неповоротливая исполинская медуза уклониться от жалящих укусов целой стаи игл Тацзу?

Не обращая внимания на просьбы подчиненных, он оставался на месте. Слезы струились по щекам старика. Но то были слезы не страха или тоски, а ярости и сожаления.

Перед его затуманенным взором возникла фигура коротко стриженной женщины. Той самой женщины, которой он восхищался и которую любил с самого первого дня, как только увидел. Адмирал вспомнил, как она уселась напротив него за столом и изложила им с Мюном Сакри свои соображения насчет того, как превратить крохотную армию Дасу в мощную силу, способную бросить вызов Гегемону.

«Маршал», – прохрипел старый воин.

«Рада снова повидаться с тобой, Тан», – промолвила Гин Мадзоти.

Огненные стрелы приближались к ним, описывая дугу. Они были как падающие звезды, как искры костров, которые зажигал Куни в Дасу, чтобы пировать при их свете с друзьями и товарищами, как лучи той надежды, что зажег Фиро в душе адмирала.

Охранники пытались утащить его вниз, но Тан стоял несокрушимо, словно пустивший корни старый дуб.

«Прости меня, маршал», – сказал он.

«За что?» – удивилась Гин.

«За то, что я потерял слишком много бойцов, не сумев предвидеть такой поворот… За то, что оказался для Фиро не столь хорошим советником, какими были для Куни ты и Луан…»

К горлу подкатил ком, не давая говорить. Это был потаенный страх старого адмирала. Никогда он не был блестящим стратегом, как Луан Цзиаджи, искусным полководцем, как Гин Мадзоти, или беззаветно храбрым воином вроде Мюна Сакри. Ему было далеко до талантливого организатора Кого Йелу или мастера неожиданных маневров Пумы Йему. Сам Каруконо ничем особенным не выделялся, и на протяжении всех тех лет, что Тан воевал под знаменем Дома Одуванчика, в душу его частенько закрадывалось сомнение, заслуживает ли он места среди своих соратников. Не держит ли его Куни просто из жалости, чувствуя, что обязан поддержать старого друга?

Повсюду вокруг горящие стрелы вреза`лись в корпус корабля, и от них занималось пламя, быстро распространявшееся по лакированной обшивке. Внизу слышались отрывистые команды, топот ног воздухоплавателей, старающихся спасти обреченное судно. Адмирал видел поблизости и другие корабли, силящиеся уйти из-под ливня зажигательных стрел.

«Ты был единственным человеком, который поддерживал Фиро в Тайном совете, – сказала Гин. – Ты хранил живую память о поколении Куни в сердцах молодежи. Ты посвятил жизнь народу Дара, бескорыстно и беззаветно служа ему. Если это не мутагэ, то я не понимаю, в чем смысл этого слова».

«Но я сделал недостаточно! – возразил Тан. – Умереть вот так… не увидев, как Фиро снимет ярмо с Неосвобожденного Дара и займет законное место на пустующем троне… Как посмотрю я в глаза тебе, Мюну, Луану, Рину и самому императору, оказавшись на другом берегу Реки-по-которой-ничто-не-плавает?»

«Не вижу ничего позорного в том, чтобы быть побежденным в честном бою, – заявила Гин. – Даже я, возвеличенная в легендах и песнях, на протяжении всей своей карьеры проиграла немало сражений и потеряла немало людей. Нет непобедимых генералов, пока они смертны. Важен не результат, важно дело. Держи голову высоко, Тан, зная, что ты сражался за свободу других людей».

Тут из глубины корпуса судна появились отряды девушек, совсем молоденьких, почти подростков. Все они тащили шланги и резервуары с водой. Хотя на их лицах читался неприкрытый страх, они не выказывали никакой паники, деловито сражаясь с огнем, чтобы не дать ему распространиться. С той самой поры, как на далеком Дасу зародились воздушные силы, туда набирали по большей части женщин.

Тан Каруконо безутешно рыдал. Слезы ручьями лились по его щекам, заполняя глубокие морщины на лице, как вешние воды наполняют овраги в пустыне Гонлоги. Эти юные воздухоплавательницы никогда не станут матерями и бабушками, не будут рассказывать молодежи истории о былых временах, не сделаются маяками мудрости для будущих поколений. И это его вина. Его, и ничья больше.

«Не казни себя понапрасну, Тан. Они знали, на какой риск идут, когда поступали на службу к Фиро. Твой долг – отдавать приказы, а их – повиноваться. Ты считаешь, что в ответе за их гибель? Ну да, отчасти так оно и есть. Но ведь эти молодые женщины добровольно посвятили свои жизни мечте о свободном Дара, и ты окажешь им честь, если не будешь их жалеть или винить себя. Лучше встань рядом с ними и не сдавайся вопреки всему».

Горячая волна поднялась в животе Тана Каруконо, постепенно растекаясь по всему телу. Он долгие годы уже не испытывал ничего подобного, однако сейчас старческая немощь казалась не более чем иллюзией. Адмирал выбрался из наблюдательной кабинки и зашагал к одной из аварийных команд.

Зажигательные стрелы вонзались в корпус «Меча Хризантемы» – прямо перед ним, позади и повсюду вокруг. Шелковая обшивка рвалась и расползалась под действием огня и ветра. Тан упал на четвереньки и пополз, прокладывая себе путь по разрушающемуся кораблю. Вопреки отчаянным усилиям воздухоплавателей значительные части корпуса выгорали, оставляя расширяющиеся дыры, за которыми открывались бамбуковый каркас и похожие на внутренности мешки с газом. Судно было обречено, но это только укрепляло в адмирале решимость сделать свою работу. Он пополз