Бремя власти IV - Иван Ладыгин

Она попыталась мягко высвободить руку, но я не отпускал. Ее брови чуть дрогнули.

— Ваше Величество, это неуместно… Я больше не та девушка…

— Для Валерии Орловской, — перебил я ее, подчеркивая имя, — моей будущей Императрицы и спутницы в грядущих бурях, я выковал другое кольцо. — Я позволил себе тень улыбки. — Оно… мощнее. Суровее. Лучше подходит ей. Как кольчуга подходит воину. А это… — я слегка сжал ее руку с кольцом, заставляя металл врезаться ей в кожу, — твое, Анна. Твое по праву дарения и по праву пережитого. Его я ковал для хрупкой, женственной красоты. Для горячей юности. Для моей первой любви. Делай с ним, что хочешь. Но обратно не приму.

Я отпустил ее руку. Она медленно опустила ее, сжимая кольцо в кулаке так, что костяшки побелели. Обескураженность сменилась на ее лице странной смесью упрямства и… облегчения… Она словно проходила испытание и сдала его.

— Хорошо, — Анна резко кивнула. — Я сохраню его. Как… напоминание об ошибках, уроках и пути, который я не выбрала.

Она сунула кольцо в складки балахона, туда, где, вероятно, был потайной карман.

— Твоя жизнь теперь — борьба с демонами и молитвы в кельях? — спросил я, отступая на шаг, освобождая ей пространство. Мой голос был нейтральным, но вопрос сам повис в воздухе.

— Да, — ответила она без колебаний. — И я наконец-таки почувствовала себя свободной, Ваше Величество. По-настоящему. Не надо меня жалеть. Я довольна своим выбором. Я нашла покой. И силу.

«Покой». Это слово прозвучало как приговор. Как замурованная дверь.

— Более того, — Анна сделала шаг вперед, ее голос приобрел оттенок почти проповеднической настойчивости, — я прошу вас подумать… глубоко подумать над ролью Церкви в нашем государстве. Это не просто вера, Государь. Это опора. Могущественная сила. Сила духа, способная объединить народ перед лицом любых угроз, внешних и… внутренних. Инквизиция — ее меч и щит. Не игнорируйте этот ресурс.

Я усмехнулся про себя. Вот оно. Истинная цель визита. Не кольцо. Не прощание. А послание. Или даже предупреждение… Я отчетливо представил уютный кабинет Патриарха, его холеные руки, сложенные на животе, и его настойчивые уговоры: «Уговори его, дитя мое. Напомни о нашей силе. О нашей необходимости. Он слушает тебя… или слушал. Используй прошлое». Анна была орудием. Точным и красивым. Знала ли она это? Скорее всего, да. И использовала шанс донести послание той силы, которой теперь служила.

Я вежливо склонил голову, без тени насмешки.

— Твое замечание… учтено, Анна Александровна. Я обдумаю роль Церкви. Как и все в этом хрупком мире, она требует взвешенного подхода. — Я выдержал паузу, глядя в ее холодные, спокойные глаза. — И позволь задать встречный вопрос. Смогу ли я, Император Всероссийский, в час величайшей нужды, рассчитывать на твою помощь? На помощь твоего Ордена? Не как бывшей невесты, а как Воительницы Света, стоящей на страже Империи от Скверны? Смогу ли я найти тебя за стенами инквизиторской крепости, если демоны постучатся в ворота Петербурга громче, чем сегодняшние гости в эти покои?

Анна замерла. Ее ледяное спокойствие дрогнуло. В глазах мелькнула тень растерянности. Она смотрела сквозь меня, в какую-то свою внутреннюю бездну, взвешивая клятвы, данные новому Ордену, и долг перед страной, которую она любила.

Минута тянулась вечно. Потом она медленно, очень медленно покачала головой.

— Нет, Ваше Величество, — прозвучало тихо, но невероятно четко. Без колебаний. Окончательно. — Моя клятва — служить Богу и Церкви. Их воле. Не воле Короны. Если Церковь сочтет нужным встать на вашу сторону… тогда да. Но не по вашему личному зову. Я… я больше не ваша Анна.

Жестко, но зато честно. Я кивнул, принимая ее ответ. В нем была своя горькая правда и своя страшная сила.

— Благодарю за честность, Анна Александровна. Пусть путь твой… да будет светел. Или, по крайней мере, победоносен над Тьмой.

Она ответила легким, едва заметным кивком, потом развернулась и пошла к двери, ее балахон не шелохнулся ни единой складкой. Дверь бесшумно закрылась за ней.

Она ушла. Навсегда. Оставив в покоях запах ладана, холодок отречения и маленькое, жгучее пятно боли где-то глубоко в моей душе.

Камердинер, словно проклятая тень, возник в дверях вместе с вернувшейся ордой швей и парикмахеров. Цирк возобновился.

И конец подготовки был подобен освобождению из изощренной пытки. Меня облачили в императорский мундир — тяжелый, расшитый золотом и драгоценными камнями, смердящий нафталином и грузом вековых традиций. На груди блестели ордена, которых я не заслуживал. На боку покоилась церемониальная шпага, бесполезный блик золота. Волосы, наконец, уложили в нечто приемлемое. Я был готов играть роль Жениха-Императора.

Николай, согласно нашему уговору, уже отбыл в свои покои — с томами Бердяева, Соловьева и Чаадаева под мышкой и обещанным бочонком старого крымского вина. Его ироничная физиономия, мелькнувшая в дверях перед уходом, выражала блаженное предвкушение покоя и винно-философского затворничества. Ему не нужно было это шоу. В отличие от меня.

Я вышел из покоев. Гвардейцы по стойке «смирно» вдоль галереи к Парадному Залу походили на позолоченные статуи трепета. Их ауры колыхались волнами почтительного страха и любопытства. Вести о моей «вспышке» в Царском Лесу и последовавших конфликтах обрели мифические черты. Для них я был не человеком, а олицетворением силы, близкой к божественной, и одновременно — источником смертельной опасности. Идеальный Император, по сути.

Двери в Главную Парадную Залу распахнулись передо мной с торжественным скрипом. Гул десятков голосов, смешанный с нежной музыкой камерного оркестра, ударил в лицо волной теплого, густого воздуха, пропитанного духами, дорогими винами и запахом человеческих амбиций. Люстры, в тысячи свечей, заливали все морем сияния, отражаясь в паркете, как в темной воде.

Почти все гости были в сборе. Море шелков, бархата, бриллиантов, мундиров, фраков, декольте и напудренных париков. Знать. Генералитет. Высшее духовенство. Дипломаты в экзотических нарядах. Аромат праздника и власти был почти осязаем.

— Его Императорское Величество Государь Император Николай III! — протрубил герольд.

Гул стих, как по мановению волшебной палочки. Сотни пар глаз устремились ко мне. Затем — волна поклонов, реверансов, почтительных кивков. Как колосья под ветром.

— Ваше Величество! — раздались радостные и фальшивые возгласы. — Здравствуйте, Государь! Поздравляем! Какая радость!

Я вошел в зал, заставив лицо сложиться в улыбку, достаточно теплую, чтобы быть приветливой, и достаточно холодную, чтобы оставаться недосягаемой. Я продемонстрировал обаяние хищника, который знает, что он — самый опасный зверь в этом лесу.

— Благодарю, благодарю, — кивал я направо и налево, позволяя рукам касаться протянутых в почтительном жесте перстов знатных дам,