Зловещие топи - Виолетта Орлова

Артур же остался стоять пригвожденным к тому же самому месту, ибо ноги его в этот момент словно сделались неподъемными гирями.

Глава 21. Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест

Ближе к вечеру поднялась нешуточная метель. Казалось, что с резкими порывами степного ветра такими же неровными и безжалостными шквалами прибывает и сама публика. Изысканная, но с армутским налетом, если так позволительно выразиться. Несмотря на свои несметные богатства и внешний лоск, посетители «Сатиры песков» были тем не менее грубы, шумливы и бесцеремонны. Количество пришедших было не столь уж и велико, но при этом ощущалось, что они заполняют все помещение своими массивными надушенными телами. Духота, теснота, давка, как на армутском рынке в базарный час, сутолока, невыносимая вонь амбры, нестройный галдеж, изредка прерываемый заунывной трелью заклинателя змей, – все это разом неприятно потрясло и без того расстроенные нервы Артура, который с излишней болезненностью и даже отчаянием вглядывался в лица приходивших господ.

Незадачливый актер пытался настроиться на предстоящую игру, но тщетно; вдобавок его начало лихорадить. Как в бреду Артур тихо повторял про себя свою роль, однако временами заговаривался, останавливался, чувствуя, как на лбу у него выступает пот от жара и нервного перенапряжения, а во рту все пересыхает. Бедняга сам осознавал, что мысли его мешаются, и только одним усилием воли заставлял себя концентрироваться на предстоящем испытании. Как надо было сыграть человеку, совершенно лишенному актерских талантов, чтобы все зрители в зале до единого поднялись и принялись хлопать? Какое чудо надо было сотворить? Как привлечь и вдохновить этих грубых, развязных людей, разряженных в аляповатые наряды? Армутские богачи, капризные и разборчивые, сразу же поймут, что перед ними на сцене бездарность! Еще была бы у него какая-нибудь незаметная, второстепенная роль, но ведь нет же, он играет главного героя. Правду ли сказала госпожа Оридиан, что в случае провала она на его глазах убьет Кика, либо же это только блеф и попытки манипулировать им? Артур ни в чем не был уверен, но проверять совершенно не хотелось.

Спустя какое-то время его позвали в гримерную. Там уже собрались другие артисты. Все как один враждебно уставились на вошедшего юношу.

– Если испортишь нам премьеру… – угрожающе процедил Измаир, – клянусь, ночью мы все придем к тебе в твой роскошный шатер и устроим знатную трепку!

– Ах, зачем так грубо, я не потерплю угроз по отношению к своему родному сыну! – протяжно и очень драматически воскликнула госпожа Амброзия, которая уже вполне вошла в роль матери Артура.

– Он тебе вовсе не сын, старая карга! – огрызнулся юный армут.

– Прекратите пререкаться, господа, – примиряюще воскликнул Хайсам, ласково взглянув на растерявшегося и совершенно бледного Артура. – Просто наш мальчик очень волнуется, это ведь его дебют.

– Начало и… Конец! – пессимистично проворчал господин Чибис.

Госпожа Амброзия запальчиво схватила стакан с водой, стоявший на столике с краской, и с отчаянным выражением лица опрокинула его в себя, словно там был какой-то крепкий напиток.

– Не знаю, как сын… Но я готова! – отрешенно пробормотала она, и стремительно вышла из комнаты. За ней нехотя потянулись остальные. На Артура никто не смотрел. Но когда и он тоже поплелся за всеми к выходу, вредное дитя улучило момент и злобно шепнуло ему на ухо:

– Как тебе моя шутка про оленя, занятная?

Артур промолчал, ибо был и так слишком подавлен.

В зале уже потушили свет. Хорошенько можно было различить только сцену и первые ряды, а все другие предметы и лица тонули в таинственном полумраке. За драпировкой началась суета, о которой, впрочем, зрители не имели, да и не хотели иметь ни малейшего понятия. Загремел оркестр, а в перерывах стонал на своей дудочке заклинатель, такой тощий и изворотливый, что сам походил на змею. Представление началось.

Сцена первая – нравоучительный разговор Гамаила с матерью, где госпожа Амброзия убеждает сына вести себя благоразумно. Затем главный герой, благополучно забыв наставления матери, встречается с возлюбленной – дочкой бедного гончара, спасает ее от разбойников и тем самым наживает себе кучу врагов, в том числе и весьма влиятельных. Потом недоброжелатели Гамаила подставляют его и обвиняют в преступлении, которого он не совершал. Все эти сцены плавно сменяли одна другую, как волны во время приливов и отливов, но вот вскоре должен был наступить самый сложный и поворотный момент пьесы.

К этому времени Артур уже был так измучен, что просто не представлял, как продержится еще несколько минут, не говоря уже о целом часе непрерывной игры! Он едва говорил, горло его саднило так, что казалось, будто его натерли наждачкой. Порою ему приходилось искусственно понижать голос, чтобы не хрипеть и тем самым не пугать публику, безжалостно наблюдавшую за актерами без тени улыбки и одобрения. Глядя на людей, заполнявших первые ряды, создавалось впечатление, будто им скучно. На Потешные бои богачи смотрели с куда большим интересом; ведь там была игра не на жизнь, а на смерть, а тут обычное притворство. Но Артур должен был сыграть так, чтобы они поверили.

Юноша робко выступил вперед. По правую его сторону возвышалась тень неумолимого стражника – Хайсама, который по пьесе оказывался его врагом. Мужчина с наигранной злобой вперился в него взглядом; глядя сейчас на его искаженное неприязнью лицо, сложно было вообразить, что этот человек на самом деле добр и жалостлив.

Впереди тревожно маячил тот самый злополучный монолог, которого Артур сейчас страшился более всего на свете. Нервным движением руки юноша поправил на шее камзол, который, казалось, душил его. Он так сильно рванул пальцами, что несколько пуговиц отлетели в сторону и с неприятным звуком покатились по сцене. Завывание ветра на улице вполне соответствовало мандражу, охватившему невезучего актера в эту минуту.

Артур тоскливым взглядом прошелся по первым рядам; к своему отчаянию и ужасу он увидел, что только два человека пристально следят за ним – госпожа Оридиан, с какой-то странной улыбкой на устах, и бледный взмокший от страха Кик, смиренно сидевший подле своей жестокой хозяйки. Остальные же не только не смотрели, но еще и позволяли себе вызывающе громко беседовать, закрывшись от сцены франтоватыми веерами, обтянутыми шелком. У некоторых из них в руках были небольшие кульки со скарабеями в сладкой карамели – обычное лакомство для армутских театров. На игравших