Зловещие топи - Виолетта Орлова

Увы, пьеса не заинтриговала, не увлекла, не покорила их сердец. На самом деле подобная пренебрежительность со стороны зрителей уже подтверждала полный и окончательный провал. Но значило ли это, что не нужно бороться? Артур отчаянно покосился на госпожу Оридиан. Женщина была облачена в обтягивающее длинное платье в пол, блестящее и чешуйчатое, весьма смахивающее на кожу змеи. Красивые черные глаза ее с болезненной внимательностью следили за своим любимцем.

Тогда, словно решившись на что-то безрассудное, юноша резким шагом подошел к стражнику и выхватил у того из рук хлыст. Хайсам так оторопел, что не успел ничего сделать; происходящее на сцене явно не было запланировано режиссером. Артур же несколько раз со всей силы ударил хлыстом по сцене; в воздухе раздался неприятный угрожающий свист, какой можно услышать во время истязаний богачами рабов. Еще один, еще – и люди, разморенные от долгого сидения, стали отводить опахала в сторону и удивленно смотреть перед собой. Увидев, что привлек, наконец, всеобщее внимание, юноша отбросил хлыст от себя с такой силой, что тот весьма эффектно упал со сцены. Теперь все взгляды без исключения были прикованы к дерзкому молодому актеру.

Глубоко вздохнув, как боец перед ключевым боем, клипсянин решительно обвел взглядом зал. По пьесе он должен был большей частью говорить со стражниками, но он отчего-то предпочел обратить свою пламенную речь публике. Первые ряды впились в нахального юношу заинтригованным взглядом; по невнимательности и небрежности своей они как-то раньше не приметили экзотичную красоту нового актера, который хоть и казался на первый взгляд армутом, тем не менее обладал какими-то другими иноземными чертами, делавшими его во сто крат привлекательнее – горделивой посадкой головы, прекрасной осанкой и отчаянной решимостью во взгляде.

– Сейчас решается моя судьба, но вам до нее, вероятно, нет никакого дела, – начал он с тихой грустью, а тонкие черты лица его в эту минуту выражали неподдельное страдание, – тем не менее, вы должны знать. Этот человек, – Артур махнул рукой в сторону Хайсама, который от удивления забыл принять надменную позу стражника, – этот человек самовольно решил казнить меня, в то время как единственная моя вина состоит в том, что я заступился за девушку, которую люблю всем сердцем. Не только моя жизнь теперь в его руках, но и ее! Мы – пленники без права выбора… Но ведь именно свобода делает нас людьми, поэтому я прошу вас… Нет, умоляю! – с этими словами юноша резко упал на колени перед зрителями, завороженно наблюдавшими за его игрой.

На секунду Артур смолк; пауза была вызвана тем, что он пытался хоть как-то восстановить голосовые связки, но зрители сочли, что бедный Гамаил так огорчен, что не может говорить. Армуты повытягивали свои длинные шеи из байковых халатов, пытаясь с жадностью рассмотреть любой жест, любую эмоцию столь заинтересовавшего их актера. Но вот он поднял голову, и зрители, к своему огромному восхищению, увидели, как по щеке красивого юноши медленно стекает одна-единственная слеза. Данное мастерство не всем доступно; например, Хайсам как ни старался, не мог в трагичные моменты выдавить из себя ни слезинки.

Но Артур вовсе и не играл теперь; ему действительно было больно, ибо он вспоминал своих новых друзей. В памяти его всплыл добрый Саиб, бедняга Гассан, остро нуждавшийся в помощи, верный олень, невольник Кик, чья участь решалась в эту самую минуту, и бедный мальчик не сдержал нахлынувших эмоций. За всю жизнь он еще никогда, пожалуй, не делился своим внутренним состоянием с другими, почитая это за слабость. Но теперь ему, напротив, следовало во что бы то ни стало показать людям свои чувства. Сложно сказать, что именно сыграло юноше на руку: его армутская красота, трогательная юность или неподдельное отчаяние, вместе со слезами сверкавшее в его голубых глазах. Но случилось чудо, и искушенные зрители полюбили его!

– Я прошу не так уж и много… Быть свободным… – Артур уже почти шептал, ибо не мог громко говорить, но и это помогало ему, так как принуждало зрителей слушать внимательнее и ловить каждое его слово. По пьесе он должен был сказать что-то еще, но он просто стоял на коленях перед охваченной возбуждением толпой, в немой мольбе склонив свою красивую голову. Все нужные слова напрочь улетучились из его мыслей; тело его дрожало в лихорадке, болезнь постепенно овладевала им.

Гробовое молчание воцарилось в зале. Артур слышал только, как стучит его сердце, по громкости соревнуясь с завываниями ветра над куполом. Актеры нерешительно толпились за его спиной; вольное отступление от сюжета так смутило их, что они не знали, чем все закончить.

Неожиданно неловкий момент был прерван. Как безжизненные поля после долгой засухи внезапно орошаются благодатным дождем, так зал «Сатиры песков» вдруг разразился оглушительными аплодисментами. Капризные, своенравные, избалованные всякого рода зрелищами богачи, один за другим, степенно поднимались со своих мест и рукоплескали. Овации были такими бурными, что казалось, будто целое стадо степных буйволов пробежалось по шатру. Все дрожало и мельтешило, сам купол рисковал обрушиться на зрителей.

Артур плохо осознавал, что было дальше, ибо все время так и продолжал неподвижно стоять на коленях перед своими судьями, не имея в себе ни душевных, ни физических сил для того, чтобы подняться на ноги. Все уже давно стихло, зрители начали расходиться, зал вновь становился пустым и одиноким. К юноше никто не обращался; актеры, оглушенные внезапным успехом, как-то очень быстро позабыли того, чьими стараниями спектакль вообще смог получить столь бурный отклик.

Госпожа Оридиан встала со своего места и медленно направилась к блистательному актеру. Длинное платье ее хищно шуршало по полу.

Хозяйка Дромедара властно провела рукой по волосам юноши, принуждая того поднять голову.

– Зрители давно ушли, – сказала она с нехарактерными для нее ласковыми нотками в голосе.

– Я справился? – охрипшим голосом поинтересовался Артур, мельком взглянув на госпожу Оридиан. Увидев его лицо вблизи, женщина заметила, что лоб актера покрыт испариной, а голубые глаза лихорадочно блестят.

– За один сегодняшний день ты получишь такой гонорар, о котором даже мечтать не смел, работая официантом. Все женщины фантазировали о тебе, знаешь ли ты? Да что там женщины! Каждый зритель, выходивший из моего театра, был покорен твоей безупречной игрой и яркой внешностью. Обещаю, завтра ты попадешь на все афиши Мира чудес. О тебе будут говорить в Полидексе, Беру – всюду, я об этом позабочусь!

Артур нахмурился. Ему такая слава была вовсе ни к чему, напротив, она могла здорово навредить.