Бес лести предан - Элиот Лилит

Мимо Алексея пронесся Чарторыйский и нырнул в окутавшее Александра облако пыли. Сам Алексей прирос к земле. Темное крещендо в ушах достигло пика, заслонило мысли, и только одно слово продолжало биться в мозгу – «нет».

Нет, нет, нет, нет, нет…

Алый костер посреди площади взвился до самых небес. Мечущийся в нем силуэт огромной твари напоминал представление в театре теней. Но, будто пятна ржавчины, жрущие металл, прогалины пустоты вгрызались в исполинский силуэт, отъедая все более крупные куски.

Пыльное облако под стеной дворца почти рассеялось. Краем глаза Алексей видел скорчившегося Александра с залитым кровью лицом, но не мог понять, как сильно он ранен. К цесаревичу снова слетались бесы. Чарторыйский отбивался от них в одиночку.

Черный исполин сжался до размера парусника, потом – кареты, потом – Алексей уже не мог разглядеть его среди языков царского пламени. Из багряного огонь снова становился белым. Алексей не мог поверить своим глазам. Не мог, но вот из ослепительной белизны снова выступил император. Живой. Живой, но странно скрюченный – вся поза кричала о какой-то жуткой неправильности. Царский огонь больше не шел от него ровной волной или ритмичными вспышками. Он метался, то взметаясь, то опадая, трепетал, как свеча на ветру, закручивался в вихри и распрямлялся хлыстами. Император пошатнулся, припал на одно колено. Из распахнутых глаз и разинутого рта лился белый огонь. Все было так же, как на Изнанке с Александром, но намного, намного хуже.

У Алексея не было времени думать, не было времени даже обернуться к скорчившемуся в стремительно сужающемся кольце бесов Александру. К цесаревичу метнулась какая-то бесогонка, Алексея же поглотила единственная мысль: император. В прошлый раз у него ничего не вышло, но сейчас вокруг кружили бесы, а так и не закрытый разлом зиял над площадью багровой раной. Алексей вдохнул столько тьмы, сколько мог вместить, не взорвавшись. И так же, одним рывком, выдохнул – не отпуская, но бросаясь вместе с ней навстречу первозданной белизне. Тьма и свет сплелись, как черная нить вышивальщицы, пропущенная сквозь белое полотно. Алексей не боялся этого света. Если надо сгореть, он сгорит. Если надо погибнуть, он погибнет.

Взгляд заслонила ослепительная белизна. Выстрелы, крики, взрывы, душераздирающие стоны заглохли и растворились. Гарь и ржавчина больше не жгли горло. Под веками не разрывались всполохи пламени. Все ушло, спряталось в мягкой тени, какую отбрасывают деревья на заросшие дорожки в старых парках или занавеси, колеблющиеся на окне летним утром. Из нежного мрака выплыли новые очертания: комната с расстеленным на полу ковром. Поверх ковра лежала огромная карта, на которой были выведены очертания великой империи. Над бумажной страной вытянулся, стоя на табуретке, мальчик в красном парчовом камзольчике, обтягивающих ноги белоснежных чулках и начищенных туфлях с блестящими пряжками. Он неотрывно смотрел на карту – так сосредоточенно, как умеют только дети.

Алексей переступил порог. Мальчик встрепенулся, как спугнутый зверек, но, с ног до головы оглядев вошедшего тревожными серыми глазами и увидев на нем военный мундир, успокоился. Снова повернулся к карте.

Алексей подошел к нему.

– Это моя страна, – заявил мальчик. – Я буду ею править, когда еще чуть-чуть подрасту. Бабушка говорила, я стану таким же великим императором, как ее отец.

Дрогнувшим голосом Алексей согласился:

– Уверен, что станете.

Мальчик стремительно обернулся.

– Правда? Вы тоже так думаете? Не слушайте, что сейчас про нее говорят, моя бабушка никогда не ошибалась. Если бы вы видели ее со шпагой… От нее ни один бес не уходил, она их всех – вот так!

Он взмахнул рукой, протыкая невидимого врага. Табуретка опасно зашаталась. Алексей вскинул руки, готовый подхватить ребенка, если тот упадет.

– Я тоже так буду! – продолжил мальчик с прежним жаром. – Я всех буду защищать, как рыцарь! Я и вас смогу защитить – хотите?

– Вам, наверное, еще рано меня защищать, – мягко возразил Алексей. – Позвольте пока мне быть вашим защитником.

Мальчик задумчиво поджал губы. Потом решительно кивнул:

– Хорошо. Но только до тех пор, пока я не стану взрослым. Когда я сяду на трон…

Сквозь раскрытые двери в комнату ворвался ледяной ветер, оборвавший и фразу, и затеплившуюся было улыбку. Алексей обернулся. Думал, что шагнул в комнату из беспечного летнего дня, но за порогом дыбились сугробы и бушевал буран. Вдали, едва отличимый от непроглядного неба, чернел лес. Он зловеще скрипел, будто карета, везущая висельника на эшафот.

С лица мальчика отхлынула вся кровь.

– Мне холодно, – прошептал он. – Почему здесь так холодно?

– Я закрою двери, – Алексей шагнул, но тонкие пальцы испуганно вцепились в его рукав.

– Не уходите! Не оставляйте меня здесь!

– Я только…

– Не уходите! Не смейте! – губы мальчика дрожали. Огромные серые глаза вращались, выискивая по углам опасность. – Все всегда уходят… Не смейте уходить, слышите?

Бедный, обезумевший от страха ребенок… Алексей успокаивающе накрыл его ладонь своей. Тот вдруг наклонился к его уху и, словно делясь постыдным секретом, прошептал:

– Даже моя мать не хочет меня видеть. Теперь ей никто не запрещает, а она все равно не приходит. Говорят… – его голос стал шершавым и ломким. – Говорят, это она убила моего отца.

Ночь взорвалась криками, топотом, ржанием лошадей. Мальчик затрясся, точно его окатили ведром ледяной воды.

– Это они. За мной, – он лихорадочно сгреб пуговицы на мундире Алексея. – Они убили моего отца, а теперь пришли за мной!

Табуретка под его ногами накренилась и грянула оземь, но Алексей уже подхватил мальчика, прижимая к груди. Тот почти ничего не весил.

– Не бойтесь, – прошептал он в светлую макушку, чувствуя, как бьется перепуганной птичкой маленькое сердце. – Я вас никому в обиду не дам.

– Вы обещаете? – прошелестел мальчик, задыхаясь. – Вы клянетесь?

– Обещаю и клянусь.

Он хотел сказать что-то еще, но мир уже таял в белесой дымке. И снова ноздри забил тяжелый запах крови и дыма. И снова глаза щипало и резало. Разлом алел воспаленной трещиной. Он уже не тянулся через весь город, только увечил от края до края Дворцовую площадь. С двух сторон шли навстречу друг другу две сияющие белые фигуры. Одна – коренастая и могучая, другая – стройная и грациозная.

«Константин и Александр», – подумал Алексей отупело.

Но этого не могло быть. Александр не встал бы на ноги так быстро.

Под светящимися ладонями разлом таял, как дурной сон под лучами взошедшего солнца. Пока, наконец, не растворился совсем. Теперь Алексей видел, что вторая фигура – девушка