Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

что мудрость бессмертных богов в ушах смертных – всего лишь сумасбродство. Будь стоек в собственной глупости, и тебя встретят в Майнфрейме как желанного гостя! Молот, сын мой, – продолжил Наковальня, благосклонно кивнув огромному солдату, – расскажи нам, что понял ты, да не бойся промахов либо недочетов в священных предписаниях. В моих глазах ошибки столь невинного свойства вполне простительны, хотя я и уверен, что ты не допустишь ни одной.

– Так же гладко, как ты, патера, я не смогу, но приложу все старания. Дай только мыслительные контуры в ход привести…

Секунд на восемь, а то и десять, Молот замер, словно статуя.

– Ага, вроде бы есть. Случилось это, когда тот био принес к алтарю поросенка. Сначала в Окне появились цветные кляксы, так? Затем – его лицо. Начал он с благословления всех и каждого и сказал, что всякого, кто пришел туда следом за Чистиком – то есть всех, кроме тебя, патера, – благословляет дважды: раз потому, что пришли, и другой раз потому, что за Чистиком следуют, верно я понял?

– Восхитительно, Молот, – кивнул Наковальня. – Восхитительно, сын мой.

– Потом он сказал, что удостаивает нас теофании, поскольку услышал о происходящем в том мантейоне, где мы собрались, от сына… только не сказал, от какого.

– От Грозного Тартара, можешь не сомневаться, – заверил его Чистик.

Наковальня укоризненно погрозил ему пальцем.

– Прямо Пас этого не объявил.

– Может, и не объявил, но Тартар же как раз перед тем говорил со мной – стало быть, он и отцу обо всем рассказал. Больше некому.

– Так вот, он сказал, что сын передал Чистику его приказания, и приказания эти верны. И что они с сыном приглядят, чтоб вести о них получил каждый. Мы-то думали, до его Замысла еще жить да жить, ан нет, выступать давно уж пора, шевелиться…

– Дальше, сын мой.

– Виноват, патера. Дальше он начал говорить со мной, и я вроде как онемел от волнения. Это ж величайший момент всей моей жизни, так? То есть если б меня до сержанта повысили, или еще что-то вроде, я бы, конечно, порадовался… а тут сам Пас! Сам Пас, и я уловил, к чему он клонит, а после гляжу: ты объясняешь, и получается в точности то же самое! Слушаю тебя, а как будто снова слышу его! И подумалось мне: как только у нас война началась, все хорошие люди встали на его сторону. Что и сын этот…

– Грозный Тартар, – вставил Чистик.

– Ну да, и кальд, и Чистик, и, естественно, ты, патера… Раз так, значит, и я на его стороне. Рассказал он, как Чистика ранило там, с нами, под землей, и как он, себя не щадя, на благо Замысла трудится, и что из Майнфрейма к нему на помощь кое-кто послан.

– С Полюса, капрал, с Полюса. Ибо к сему выражению предпочел прибегнуть сам бог. Разумеется, возражать против того, что Майнфрейм расположен на Полюсе, я даже не помышляю.

Чистик придвинулся ближе.

– На помощь… мне? Мне, вот этому вот шпанюку?

– Ну а кому же еще? Только мне тоже велено помогать. Еще он сказал, что щедро вознаградит тебя за все сделанное, как только ты выполнишь следующее его поручение. Однако тут, в этом месте, патера сказал кое-что, и я тоже кое-что добавлю, иначе вот эти, другие био не сообразят, в чем суть. Пас – наш бог, бог хемов. Бог всего цифрового, ядерно-химического и так далее. Хочешь понять, откуда Пас вообще взялся, это нужно усвоить и крепко запомнить. Верно я говорю, патера?

Наковальня серьезно, без тени улыбки кивнул.

– А почему? Потому что Пас объяснил нам, чем наградит Чистика. Всякий раз, увидев штуковину вроде меня, он сразу же понимает всю ее подноготную. Как устроена, для чего предназначена, как работает… и все эти данные Пас собирается впихнуть в голову Чистика, так как Чистику при исполнении Замысла без них не обойтись.

Линзанг и его бойцы уставились на Чистика, поразевав рты. Чистик скромно опустил взгляд под ноги.

– Тут-то он и отдал мне непосредственный приказ, и вовсе не просто потому, что я случайно оказался рядом. В жизни бы не подумал, что со мной может случиться что-то похожее! Начал расспрашивать патеру там же, в мантейоне, а он сказал так: все потому, что Пасу нужен именно ты, иначе вместо тебя здесь оказался бы еще кто-нибудь из жестянок. Однако не тут-то было. Оказался там я. Патера говорит, это, наверное, оттого, что мы с ним, понимаете ли, будто братья, только намного ближе, да к тому же он – святой авгур… и я, как только дослушал его, тут же понял: верно, так оно все и есть. Вот нужен Пасу солдат. Которого выбрать? Солдат-то тысячи. Стало быть, друга авгура, верно я говорю? Друг авгура, избранного Сциллой в преемники нынешнему Пролокутору – вот кто тут требуется! Богу о таких вещах раздумывать незачем, бог просто знает – в точности знает, что да как. Мне он, говоря со мной, сказал: возможно, у Чистика в первое время дело не обойдется без трудностей. Держись рядом, помогай ему их одолевать. Ты – механизм, машина, помогай ему, а он поможет тебе. Вот потому мы с патерой и здесь. Помогаем чем можем.

– И это все, патера? – спросил Линзанг у Наковальни.

– «Все»?! Я бы сказал, этого более чем достаточно, сын мой, но нет. Нет, это еще не все. Молот, будь добр, изложи остальное.

– Еще он сказал, что не так давно – лет, сказал, сорок назад – понял: его ждет смерть…

– Смерть? – не веря собственным ушам, переспросил Линзанг.

– Он сам так сказал. Увидел, что конец близок, вроде как разобрал себя на крохотные частицы, частицы те попрятал в головы самых разных био, где их никому не найти, а потом умер и пробыл мертвым довольно долгое время.

Наковальня звучно откашлялся.

– Всем вам, а также и мне, следует понимать, с какими трудностями сталкивается любой из богов всякий раз, обращаясь к роду людскому. Говоря с нами, он вынужден обходиться словами, доступными пониманию простых смертных. Одним из них, словом «смерть», он обозначил собственное обновление. Недаром, недаром же Всевеликому Пасу посвящено благороднейшее из древ, именуемое золотым дождем… уж столь-то элементарный факт вам, безусловно, известен?

Линзанг и несколько его бойцов закивали.

– Предположим, что с нами заговорил целый лес золотых дождей. Разве он не сказал бы: «Дабы я, священный лес, сохранил юность и силу, состарившимся деревьям надлежит пасть, хотя они и прожили не по одной сотне лет. Пусть на их месте взрастут новые, молодые деревья, и я, лес, устою»? Молот?..

– Сейчас, патера. Сейчас дело дойдет и до этого. Он сказал, что с тех пор, как началось исполнение его Замысла, вновь собирает себя воедино. Сказал, что сейчас он всего-навсего собственный дух, дух Паса, но вскоре