Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

Лай шахтерских собак вернул Семая к реальности, и он понял, что последние несколько поворотов тропы проехал то ли в забытьи, то ли в полудреме.

Поэт надавил пальцами на глаза и встряхнулся. Пора избавиться от сопровождавших монотонную дорогу видений и сосредоточиться на реальной работе. Хорошо, что Размягченный Камень нынче покладистый. Если бы пришлось подчинять упрямого андата, неприятный день превратился бы в ужасный.

У входа в шахту их приветствовали несколько рядовых горняков и младших мастеров. Семай спешился и нетвердым шагом добрел до стола, который специально поставили здесь для совещания. После долгой езды верхом у него болели ноги и спина. И голова.

Когда на столе разложили чертежи и записи, Семай не сразу смог сосредоточиться, его мысли возвращались к Идаан, а в сознании бушевал и рвался на волю андат.

– Мы хотели бы соединить эти два штрека, – сказал распорядитель, водя пальцами по схеме рудника.

Семай успел повидать сотни подобных чертежей и в этот день почти так же легко, как и раньше, считывал все метки и сразу переводил их в своем сознании в четкие образы – узкие выработки в горной породе.

– Жила, как видно, крупнее вот на этом и этом участках, – продолжил распорядитель. – Нас беспокоит…

– Меня беспокоит, – вмешался мастер, – то, что на нас, пока мы соединяем эти штреки, может обрушиться половина горы.

Сеть тоннелей в горе можно было сравнить с пчелиными сотами – не самая сложная из тех, с какими приходилось работать Семаю, но и простой ее уж точно не назвать. Шахты вокруг Мати были богаты рудой, а систему ее добычи во многом разработал сам поэт со своим андатом. В Западных землях и в Гальте тоже имелись обильные запасы руды, но тамошние правители не горели желанием платить хаю Мати за услуги по ее добыче.

Горный мастер поделился соображениями насчет того, где можно без особого риска прокладывать длинные забои, а где нет. Распорядитель в свою очередь предложил варианты проходки в тех местах, где залежи руды были богаче, чем в других, пусть и менее опасных.

Решение было за Семаем.

В час обеда слуги подали говядину в медовом соусе, копченые колбаски с черным перцем, пирог из песочного теста с ягодами урожая прошлого года и соленые лепешки.

Семай ел, пил, рассматривал чертежи, а сам постоянно вспоминал губы Идаан, ее бедра, и как она прижималась к нему всем телом, и как плакала, но отказывалась объяснить причину своих слез, а он терялся в догадках и готов был многим пожертвовать, лишь бы понять, что заставляет ее так страдать.

Семай подозревал, что дело не только в том, что Идаан трудно примириться со скорой кончиной отца. Подумывал даже поговорить об этом с Маати, который не только старше, но и опытнее в том, что касается женщин.

Все эти мысли отвлекали от насущных задач, и Семай только спустя пол-ладони четко увидел направления, которые дадут хорошую добычу и не подвергнут штреки угрозе обвала. Размягченный Камень, как обычно, держался в стороне, то есть не возражал, но и не соглашался.

Распорядитель принял позу одобрения и благодарности и стал складывать разложенные на столе бумаги. Горный мастер втянул воздух сквозь зубы и вытянул шею, как будто надеялся внести какие-то поправки, пока чертежи не исчезли в сумке распорядителя, но в итоге тоже принял позу одобрения.

Затем зажгли фонари, и все обратились к широкому, похожему на черную зияющую рану отверстию штольни в склоне горы.

В шахте было прохладно и темно как ночью. В воздухе висела каменная пыль. Как Семай и предполагал, горняков в эту смену работало немного, их разносившиеся по штрекам приглушенные песни и лай собак только усиливали ощущение, будто все происходит глубокой ночью.

Шли молча – говорить было особо не о чем, – и Семай по привычке следовал схеме, которую держал в уме, но после второго неожиданного для него перекрестка сдался и решил просто следовать за распорядителем.

В горных выработках, как бы глубоко они ни уходили, в отличие от шахт на равнине, всегда было сухо.

Когда дошли до выбранного Семаем места, еще раз, на всякий случай, сверились со схемой. Тоннель здесь был узок, а гора над головой казалась больше небесного свода.

– Только не слишком размягчайте, – попросил горный мастер.

– Боги, да здесь же ничто сверху не давит, – возразил ему распорядитель. – Наслушался страшилок и ведешь себя как щенок, который ни разу в шахте не был.

Семай их не слушал, он смотрел на каменный свод, как будто мог видеть сквозь горную породу. Нужен штрек такой ширины, чтобы по нему могли пройти два человека с расставленными в обе стороны руками. И штрек этот должен направляться от места, где они стоят, сначала чуть вперед, потом под небольшим углом влево, а потом наверх.

Поэт представил этот тоннель.

Расстояние до поворота примерно как расстояние от розовой беседки до библиотеки. Далее – короткий отрезок, почти равный расстоянию от библиотеки до покоев Маати.

Семай сосредоточился и направил бурю в своем сознании по выбранному маршруту, неторопливо и очень аккуратно расшатывая камни.

Андат сопротивлялся – но не в своем телесном воплощении, это воплощение хмуро смотрело на каменную стену штрека, – а как нечто существующее в разуме поэта. Он изворачивался и толкался, но не так настырно, как мог бы.

Семай достиг намеченного поворота и, сместив внимание, начал продвигаться наверх.

Буря в сознании поэта скакнула вперед, она не желала оставаться в отведенном для нее русле и ширилась, как река в половодье. Скрипя зубами, Сэмай загонял ее обратно, пока каменный свод над головой не ослаб и не начал трескаться. Андат снова поднатужился, стремясь уронить гору на людей. У Семая по виску потекла струйка пота.

Распорядитель и горный мастер продолжали разговор в стороне, но на них нельзя было отвлекаться. Будь они чуть умнее, умолкли бы, чтобы ему не мешать.

Поэт остановился, собрал бурю в одной точке и сконцентрировался на всех идеях и грамматиках, которые изначально привязали к нему андата и которые удерживали это существо в плену у многих поколений поэтов.

Уняв и снова подчинив своей воле Размягченного Камня, Семай провел его по оставшемуся отрезку пути, а потом медленно и осторожно вернул свое сознание и сознание андата в ту точку, где они стояли.

– Семай-тя? – не в первый раз обратился к нему распорядитель.

А горный мастер смотрел на каменные стены так, будто ждал, что они с ним заговорят.

– Я закончил, – сказал Семай. – И со мной все в