Катали мы ваше солнце - Евгений Юрьевич Лукин

невообразимое слово прозвучало столь грозно, что невольный виновник склоки (он сидел чуть поодаль, покорно склонив рожки) поёжился и судорожно вздохнул. Да уж, что-что, а стращать здесь умели.

– А они её придерживаются?! – запальчиво возразила Тренеу.

Собрание взорвалось и загалдело.

Нет, кажется, речь шла не о способе наказания, а о чём-то другом. Митька снова позволил себе малость отвлечься, расслабиться – и неожиданная мысль посетила его. А вдруг и впрямь (подумалось бедняге) Дмитрий Неуструев перестал подчиняться приказам совсем недавно, а они-то с Арабеем решили, будто так было с самого начала… То есть Телом, в принципе, всё же можно управлять?..

Как ни странно, радости мысль не доставила. Видимо, Митька свыкся уже с Мирозданием, где роль чёртиков сводилась к подтанцовке. Да и само рассуждение выглядело несколько сомнительно: Тело не грызёт Ногти – следовательно, Тело управляемо…

Да, но ведь чёртики формируют Зародыш в Утробе! Или тоже лишь делают вид, что формируют, а Тело строит себя само?..

– Он разлагает! – кричала Тренеу. – Одним своим присутствием – он разлагает!..

– По-моему, она к тебе неровно дышит… – тихо процедила сидящая рядом Рыжая Крима. – Вот дурёха…

– Работать на Самце – и сохранить идеалы? – кричала Тренеу. – Так не бывает!..

– Выкинуть его ко всем чертям!.. – завопила ещё одна истеричка – и сборище вновь потонуло в гвалте.

Невероятно, однако нашлись свидетели, собственными глазёнками видевшие, как приёмыш дёрнул некую Мышцу на Предплечье, отчего якобы и случился порез.

– Ну-ка потише там! – потребовала Тафрео, и гомон пошёл на спад. –  Насколько я понимаю, – холодно промолвила она, дождавшись относительной тишины, – девушки требуют Высшей Меры?

Стало совсем тихо.

– Почему? – оторопело спросил кто-то.

– Выбросить ко всем чертям, – утомлённо пояснила Тафрео, – это ведь выбросить в Бездну, так?

Зашушукались, вроде малость поостыли.

– Н-ну… зачем же?.. – промямлила захваченная врасплох Тренеу. – Ко всем чертям… Откуда пришёл. Обратно. На Димку.

– В смысле – на Дмитрия Неуструева, – уточнила педантичная заведующая Спинным Мозгом. – А где он?

Действительно, где? Вот уже несколько дней, как символ мирового зла исчез с небосклона, а перегонять приблудного на первое подвернувшееся Тело – задача не из лёгких. Кому нужны путающиеся под копытцами чужаки!

– На Виталика?.. – заранее усомнившись, предложил кто-то.

– Да кто его пустит на Виталика? Там уже умные все! Им вон Морпиона хватило…

– А что вы имеете против Морпиона? – вякнула заплаканная Фтхауэ.

– Да уж лучше Митька, чем твой Морпион!

– Это почему же он мой?!

– Тихо, девки! Дайте хозяйке слово!

– Не по-ня-ла… Это кто здесь хозяйка?

– На Пупке, между прочим, заседаем!

– На Животе, а не на Пупке!

– Ну всё равно… вокруг Пупка.

– Вот ты, подруга, даёшь! Этак всё Тело, получается, вокруг Пупка…

Недовольная Тафрео громко поцокала копытцем по Кольцу. Не сразу, но утихомирились.

– Говори давай, – разрешила начальница Спинного Мозга. – Только по сути…

Ответственная за Пупок встала, всхлипнула.

– Ну работать же невозможно! – взмолилась она. – Сил моих больше нет… Кольцо уберите!

Собрание возмутилось.

– Эх, ничего себе! Как ты его теперь уберёшь?

– Гля, нежная нашлась! А мне, думаешь, с Кольцом в Ухе каково работать? Кольцо ей убери… Нет, вы слыхали такое?

– Мы о чём вообще говорим? О Кольце или о Морпионе?

– Да погоди ты с Морпионом!.. Как это – уберите? Что за придурь?..

– Куда только не обращалась! – Несчастная поворачивалась во все стороны, ища и не находя сочувствия. – До Смотровой доходила… Зачем его тут вообще установили? Только мешается… и Телу вред наносит…

– А что на Смотровой сказали?

– Сказали, не твоё дело… Иди работай, сказали…

– Да ты что, лучше всех, что ли?.. – взбеленилась Рыжая Крима. Вскочила, пребольно хлестнув хвостиком скорчившегося рядом Митьку. – А у меня ты на Правой Ко́льца считала? Нет? Вот и молчи!..

Митёк тихо поднялся и, потирая уязвлённый локоток, пошёл прочь, свято уверенный, что никто теперь о нём даже и не вспомнит. Так уже было и в прошлый раз, и в позапрошлый… Приостановился, подумал – и двинулся в направлении Правого Бедра. На сколько хватало глазёнок стелился окрест нежный, бело-розовый Эпителий. Все были на собрании. Танька – словно вымерла…

* * *

А пару дней спустя подкралась тоска. Коготки зудели – просили работы. При мысли, что так и просидишь всю жизнь на корточках, растроганно пялясь на Чужие Ногти, становилось не по себе. Да и сами Ногти не то чтобы померкли слегка – нет, блистали-то они по-прежнему, но как-то уже не очаровывал этот блеск. Прекрасное становилось привычным.

– А почему Чужое Тело вам Маникюр делает? – спросил однажды Митёк свою покровительницу.

– У нас договор, – молвила та свысока.

– С кем?

– То есть как это – с кем? – удивилась Рыжая Крима. – С тамошними чёртиками, конечно…

Митька соображал:

– Они вам – Маникюр, а вы им что?

– Понятия не имею, – последовал надменный ответ. – Оно мне надо? Пусть с этим Смотровая разбирается…

Обратиться за разъяснениями на Смотровую Митёк, естественно, не отважился. В его положении следовало держаться как можно неприметнее и рожки не высовывать. Не Родина, чай, – чужбина…

Такое впечатление, что розовато-рыжему персоналу понравилось еженощно решать Митькину судьбу. Чего-чего на него теперь только не вешали! Наверное, единственное, в чём приёмыша так и не удалось обвинить, – это недавнее внедрение в Таньку ещё одной чертоматки. Громкий, говорят, был скандал: выведи внедрившаяся собственных чёртиков – строили бы сейчас сообща новое Тело! К счастью, у Митька имелось железное алиби: в ту пору он обитал на Дмитрии Неуструеве, а чужая чертоматка заползла с Виталика.

В остальном оправдываться было бесполезно, и, пожалуй, такое положение устраивало всех. Проштрафившийся известен заранее, междоусобных дрязг среди тружениц стало поменьше, да и сами труженицы заметно повеселели. Митька не просто влился в коллектив, он стал неотъемлемой его частью. Им дорожили.

Стоило отключить Тело для профилактики, шли всей толпой на Пупок – пропесочивать Митьку. Поначалу он, нахохлившись, отмалчивался, потом вдруг полюбил каяться. Слушательницам особенно нравилось, как припёртый к стеночке изгой, бессовестно завираясь и выкручиваясь, возводит напраслину на Родное Тело.

– Перекуюсь!.. – клялся он со слезой. – Не привык ещё просто жить по-новому… По-старому привык… У нас там свободы нет – одна диктатура… Каждый день неблагоприятный… Муть, хмарь, аурической слизи по коленце… Печень разрушена, Лёгкие разрушены…

До того зарапортовался, что ляпнул однажды, будто на Димке и посейчас Смута идёт, а для пущей достоверности пересказал от первого лица историю с Высокой Синей Лампочкой, слышанную им от Морпиона. Хотя кто его знает, какая там сейчас на Димке заваруха! Может, и Смута уже…

– Ну и как я сегодня? – самодовольно допытывался он потом у Рыжей Кримы.

– Ничё… – с уважением кивала