Энигма времени - СанаА Бова

звука, она казалась тяжёлой, как груз, обрушившийся на плечи Лиама. Каждый шорох ветра, каждое движение воздуха вокруг казались наполненными осуждением. Мир был неподвижен, но теперь эта неподвижность была пропитана весом обвинения.

Лиам посмотрел на хронометр в своей руке. Его стрелки снова начали тикать, но теперь каждый их щелчок отдавался в его голове, как удары молотка. Это было напоминание. Напоминание, что время идёт, и что оно настроено против него.

Лиам почувствовал, как его дыхание стало сбиваться. Внутри росло ощущение, что он оказался заперт в лабиринте, где каждая тропа ведёт только к одному: разрушению. Он стоял посреди сквера, окружённый тенями, которые казались неестественно длинными, будто сам свет больше не хотел защищать его.

Ему нужно было сделать выбор. Но как сделать его, когда единственное, что ты видишь, – это собственная тень, растущая до размеров целого мира?

ГЛАВА 10: ПОСЛЕДНИЙ ВЫБОР

Ветер бесновался, как живое существо, кружа над пустынными улицами мёртвого города. Он поднимал обрывки бумаги, разносил их по щербатым асфальтовым дорогам, словно осколки воспоминаний, которым суждено было исчезнуть. Небо, затянутое мутной завесой, напоминало гаснущий свет – последний вздох умирающего мира. Лиам стоял на крыше одной из высотных башен, его силуэт был едва различим на фоне разрывающегося горизонта. Свет всполохов внизу освещал его лицо рывками, выхватывая из тьмы выражение, полное гнетущей усталости и нерешительности.

Внизу продолжались беспорядки. Город гудел, как раненый зверь, его сталь и бетон дрожали от боли. Люди, скрытые от глаз Лиама, кричали, бежали, сражались с невидимым врагом. Это было не просто чувство паники – это был хаос, предчувствие неизбежного конца, который разливался по улицам, проникая в самые их трещины.

Карманные часы в руке Лиама тикали всё громче. Их равномерный ритм был одновременно напоминанием и упрёком. Они словно звали его, требовали, чтобы он действовал, указывали на тяжесть каждой секунды, которая тянулась, но никак не могла дать ответ.

Он поднял взгляд. Там, где небо сходилось с землёй, горизонт раскалывался. Это был не просто разлом – это была аномалия, прорезающая пространство, как острое лезвие. Кроваво-красный свет, исходящий из трещины, выглядел живым, пульсирующим, как будто сам мир истекал кровью. Громады зданий дрожали, их стеклянные фасады отражали свет аномалии, делая её ещё более зловещей. Мир ломался, как старое зеркало, теряя свою целостность.

Каждый миг, который Лиам проводил в нерешительности, был ещё одним шагом к катастрофе, к концу. Его сердце сжалось при мысли о том, что, возможно, именно он запустил этот механизм разрушения. Элиас говорил, что это он – Лиам – причина. Но мог ли он доверять словам того, кто сам был игроком в этой игре, где ставки превышали всё, что он мог себе представить?

Он был не один. Кира стояла рядом. Её лицо оставалось сосредоточенным, но в глубине её глаз отражалась боль, которую она пыталась скрыть. Эта боль не была только её – она казалась отражением всего мира, сжатого в одну точку, готовую взорваться.

В её руке был другой хронометр. Его корпус был испещрён символами, которые светились мягким голубым светом. Этот свет был холодным, но странно успокаивающим, словно предлагал спасение там, где его не могло быть.

– У нас почти не осталось времени, – сказала она, её голос прорезал шум ветра, как ураган, проникающий в самую сердцевину тишины.

Её слова были не просто предупреждением – они были как удар грома, обрушивший на Лиама груз ответственности.

– Ты должен выбрать.

Но Лиам молчал. Его разум метался между словами Элиаса и тем, что он видел своими глазами. Видения – неужели это было правдой? Он, стоящий в центре города, его руки, держащие устройство, светящееся так ярко, что его свет буквально распарывал ткань реальности. Трещина, которая уничтожала всё вокруг, казалась неизбежной, как бы он ни старался убедить себя в обратном.

Но было ли это будущее действительно неизбежным? Или же Элиас манипулировал им, заставляя поверить в свою вину, навязывая ему эту роль?

Он повернулся к Кире, её фигура казалась прочной, как якорь, удерживающий его в этом бушующем шторме.

– Если я остановлюсь, – начал он, его голос был низким, почти шёпотом, но каждое слово резало воздух, – как мы можем быть уверены, что мир спасётся?

Кира посмотрела на него, её глаза были серьёзными, в них читалась решимость.

Лиам почувствовал, как хронометр в его руке стал теплее, его пульсация усилилась. Это было больше, чем просто устройство. Это был ключ. Но ключ к чему? К спасению или к полному уничтожению?

Его взгляд снова упал на кроваво-красный разлом на горизонте. Эта трещина была как рана, открытая и кровоточащая, и, возможно, он был тем, кто её нанёс. Теперь только он мог выбрать: затянуть эту рану или позволить ей разрастись, поглощая всё вокруг.

Кира сжала зубы, её лицо было словно высечено из камня, но в глазах читалась боль, слишком глубокая, чтобы её можно было скрыть.

– Никак, – ответила она, её голос прозвучал резким, как удар. – Но если ты продолжишь, мир точно исчезнет. Хронометр уже сделал своё дело. Каждый раз, когда ты использовал его, ты растягивал эту реальность на грани разрыва.

Эти слова были не просто обвинением. Они были правдой, обрушившейся на Лиама, как обвал. Он почувствовал, как тяжесть сдавливает его грудь, лишая воздуха. Его взгляд упал на часы, которые продолжали вибрировать в его ладони. Это было не просто устройство. Оно жило, словно существо, которое умоляло его не бросать, цеплялось за его тепло, как за последнюю надежду.

– Но что будет со мной? – прошептал он, его голос дрожал, как треснувшее стекло. – Если я уничтожу их… что будет?

Кира отвела взгляд. Этот жест был красноречивее любых слов. Её молчание разрасталось, как пропасть, разделявшая их, пока Лиам не понял: он уничтожит не только часы. Он уничтожит себя.

– Ты знала, – его голос был почти беззвучным, как далёкое эхо. – Всё это время ты знала, что мне придётся пожертвовать собой.

Кира медленно кивнула. Её лицо оставалось спокойным, но в её глазах сверкнули слёзы, которые она не могла или не хотела скрыть.

– Я знала, – её голос стал мягче, но от этого он стал только тяжелее. – Но ты – единственная переменная, которая может разорвать этот круг.

Мир вокруг них снова задрожал. Трещина на горизонте разрасталась, её кроваво-красный свет становился всё ярче, разрывая воздух и пространство. Огромные небоскрёбы, ещё недавно стоявшие как символы нерушимости, исчезали в слепящем сиянии, поглощённые трещиной, словно их никогда не существовало.

Земля дрожала под