Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

Тан отозвал оставшихся гаринафинов и сменил тактику. Могучее волшебство со всей очевидностью исходит из пастей арукуро токуа, и воздействие его ослабевает с увеличением дистанции. С учетом этого Тово, дабы отвлечь костяные головы в сторону, отрядил нескольких скакунов, но велел им при этом держаться на безопасном расстоянии. Тем временем остальным гаринафинам следовало прижаться к самой земле и находиться строго позади костяных зверей, чтобы напасть на их покрытые шкурами спины и хвосты, пустив в дело когти. Как только защитные покровы будут сорваны, гаринафины зальют внутренности арукуро токуа огнем, поджарив и экипаж, и механизмы.

Хотя команды мятежников проявляли немалое мужество, спасая горящие крепости, их тем не менее планомерно уничтожали одну за другой. «Многоногий волк» отчаянно взвыл, обращаясь к небу, когда его подточенные пламенем мощные шпангоуты обломились и рухнули, взметнув вверх снопы искр и языки пламени. «Когтистая акула» под натиском гаринафинов вздрогнула и разломилась, обломки костяных балок и распорок превратились в огненную преисподнюю, однако отважные мужчины и женщины не сдавались, до конца исполняя свой долг.

Тово аж закудахтал от радости. Теперь на протяжении многих грядущих столетий шаманы будут рассказывать в повествовательных танцах об Одноруком Тасарику, защитнике льуку, сумевшем одолеть магию дара. Его запомнят как воина, более великого, чем даже Тенрьо и Кудьу Роатаны.

Находясь внутри черепа-кабины, Тэра видела, что ее последняя карта бита. Три поющие головы были объяты пламенем. «Семиглавый гаринафин» был тяжело ранен и умирал.

Сколь бы оперативно ни передавала она координаты врага, как бы ни старались Сами и ее команда, накачивая поющее легкое, как бы стремительно ни перемещали Годзофин и его оживители змееподобные шеи, – ничто не помогало: гаринафины льуку были слишком проворными, слишком многочисленными.

По-прежнему прикрывая собой Торьо, Тэра с удвоенным старанием заработала рычагами. Даже если поражение неизбежно, она не сдастся.

Такова ее природа.

– Йе-хо! – крикнул Тооф в ухо Гаалу. В десятый раз? В сотый? Он уже потерял счет. Голос наездника охрип.

Га-ал и несколько оставшихся гаринафинов мятежников вытянули шеи и напряженно уставились вдаль, рассылая безмолвные призывы на запад, восток, север и юг.

Звать они начали еще много часов назад, как только было замечено войско льуку. Уводя вражеских гаринафинов в бесцельную погоню, они надеялись увидеть плоды своих просьб. А когда вернулись, истощив запасы подъемного газа, с ноющими от усилий мышцами и легкими, то возобновили неслышные призывы.

Однако ответа не было.

Впереди огромные костяные чудовища кренились и валились на землю, не в силах противостоять нападениям крылатых зверей льуку. От развалин поднимались в небо столбы черного дыма, похожие на торнадо, этот бич зимней степи. Вокруг воины-агоны издавали боевые кличи и размахивали оружием, не заботясь о собственной безопасности и стараясь отвлечь внимание налетающих гаринафинов на себя, чтобы спасти товарищей в арукуро токуа.

«Ну же!» – мысленно взывал Тооф. Он страстно молился Пэа, богу-покровителю гаринафинов. Но много ли стоит молитва человека, который обществу шаманов всегда предпочитал общество гаринафинов и гораздо больше любил песни для крылатых зверей, чем пляски в честь богов?

– Йе-хо! – снова крикнул он осипшим голосом Га-алу и другим гаринафинам.

Те опять устремили безмолвный крик в затянутое дымом безжалостное небо.

Гаринафин льуку медленно проплыл над их головами, глядя на этот немой хор холодными, лишенными зрачков глазами. Скакун и его наездники явно пришли к заключению, что это скопище рехнувшихся мятежных зверей не заслуживает даже того, чтобы добить их из милосердия. Гаринафин повернул, готовясь зайти в атаку на следующего ходячего арукуро токуа.

Тооф горько рассмеялся. Да, похоже, они все рехнулись. И в первую очередь он сам, когда предложил этот план, а пэкьу Тэра рехнулась, доверившись ему. Как мог он ожидать, что его безумная затея сработает? Битва проиграна. Все кончено.

Вара Роналек мертва. И Алкир мертв, и Радия тоже – все, кого Тооф любил, погибли по причине его безумной одержимости гаринафинами, потому что он вообразил, будто понимает этих животных лучше, чем кто-либо другой.

Он не льуку и не агон – он человек без рода без племени. Слезы гнева и раскаяния брызнули у него из глаз. Повинуясь порыву, Тооф обнял Га-ала за шею и начал петь:

– Грибами после дождя поднимаются степные жилища, И люди среди облаков снуют, как бродячие звезды. Взгляд мой почувствуй, дитя, ощути мои руки. Услышь мой голос внутри, почувствуй дыханье, Племени песня не оставит тебя одиноким.

– Утыкана степь шатрами, как грибами после дождя. Ощути мои руки, обнимающие тебя, глаза, видящие тебя; Ощути мое дыхание на тебе, ощути, как мой голос проникает в тебя. Почувствуй, как руки мои обнимают тебя, глаза глядят на тебя Ты не будешь одинок, пока слышишь песнь легких племени своего…[4]

Га-ал и другие гаринафины продолжали неслышно кричать в пустоту, даже когда ходячие башни, догорая, рушились вокруг них, даже когда в поющих легких арукуро токуа иссяк воздух, даже когда воины, оживители и певцы утратили последнюю надежду.

Такова была их природа.

Уцелевшие поющие головы «Семиглавого гаринафина» поникли. Длинные змеиные шеи переплелись, как хвосты у лунношкурых крыс в гнезде.

Тово Тасарику ощущал головокружение, как если бы его кровь вдруг обратилась в кьоффир. Настало время нанести последний удар, уничтожить самого несокрушимого костяного зверя, символ надежды мятежников.

Он воздел увенчанное рогом сигнальное копье, готовый метнуть его и закончить битву.

Внезапно небо потемнело. Над головой реяли тени, заслоняя солнце.

Тово посмотрел наверх, и сердце у него остановилось.

Сотни, нет, тысячи гаринафинов слетались с разных сторон, крылья их образовали плотное облако, обратившее день в ночь. На миг ему подумалось, не обладает ли все-таки ведьма из Дара настоящей магией, раз она смогла призвать себе в союзники облачных гаринафинов.

Правда оказалась куда причудливее и куда проще одновременно.

Освобожденные Торьо, Тоофом и Радией гаринафины разнесли весть о восстании в Татене по всему Укьу-Гондэ. В пересказах история менялась, обрастала удивительными подробностями, превращаясь из перевспоминания в легенду. Но под хлопающими крыльями преувеличений и развесистыми рогами приукрашиваний неизменным оставался скелет правды: «В борьбе возможно обрести свободу».

Безмолвный зов Га-ала и других крылатых зверей разнесся по степи, и те, кто услышал его, передавали его дальше. Крик, побудивший некогда в Татене порабощенных гаринафинов к восстанию, был теперь призывом о помощи.

И призыв этот не остался без ответа. Дикие и одичавшие гаринафины явились на войну не как порабощенные боевые животные, служащие недостойной империи, но как свободные создания, сделавшие свой выбор.

Горячие слезы бежали из глаз Тоофа, пока он наблюдал за приближением гаринафинов. Его вера