Мёд горьких трав - Диана Ва-Шаль

– В прессе действительно Юргена осудили, – подтвердила Шонни.

– В официальной прессе, ты имеешь ввиду? Ах, ну да, остальную же найти проблематичнее, – ответил Дэвид тихо, скорее для себя, криво усмехнувшись и пригубив вино.

Шонни нахмурилась.

– Можно было провести иные меры, – качнул головой Рэм, продолжая смотреть на младшего брата. – Концерт был благотворительным. Средства, собранные там, направлялись в Фонд паллиативной помощи детям.

– И что я должен был делать, хм? Отправить Юргену предупредительное письмо? Пусть его пример будет показательным. Очередной шут, распятый на потеху толпе. Отмена концерта – это мелочь.

– Конечно, мелочь; особенно если сравнивать с казематами жнецов, да? – в голосе Дэвида нескрываемое пренебрежение.

– О, ты тоже решил возмутиться? Переживаешь о срыве благотворительного концерта? – огрызнулся Райан. – Мог бы выплатить со своих многочисленных заведений необходимую сумму денег в Фонд, а не покупать очередной байк или тачку.

Рэм нахмурился, на лице Дэвида отразилась смесь насмешки и досады.

– Рай, Дэвид уже семь лет является одним из основных спонсоров Фонда, – сказала негромко Ина. Она будто не могла поверить, что Райан не в курсе. – Он его главный содержатель и ключевое лицо в попечительском совете. Фонд – это детище Дэвида, – недолгая пауза. – Ты вообще знаешь свою семью?.. Или тебе хватает тех сведений, которые доносят на нас жнецы?

– Речь вообще не об этом… – отмахнулся тот, скрывая, насколько смутился. – Вы пытаетесь ослабить гайки. Не удивляйтесь, если машина перестанет работать и всё снесет.

– А вариант того, что подобный исход может случиться из-за сорванной резьбы, ты не рассматриваешь? Нельзя переусердствовать.

– Мы должны поддерживать установленный порядок, – ответил Райан кронпринцу тверже, глуше, через зубы. – Если позволять каждому высказывать свое мнение, это может привести к беспорядкам и неуважению к власти. Мнение народа – это легкоманипулируемая масса, которая выбьется из-под контроля, стоит отпустить вожжи. Трое – гарант стабильности в Госуд…

– Стабильность не должна означать удавку, – оборвал его Дэвид. – Хочешь, чтобы люди молчали? Тогда тебе нужны либо немые, либо мертвецы. А хочешь верных подданных – научись их слушать.

– Как сладко ты запел, Дэв, когда в твоей постели оказалась горгоновская девк…

Удар ладони о стол. Задрожавшая посуда. Рухнувшие несколько бокалов. Переглянувшаяся с осанистым Рэмом Ина, опустивший глаза Милдред, испугавшаяся Шонни. Дежавю. Детское воспоминание, окатившее холодом. А Дэвид, небрежно отерев скатертью кровь с порезанной о разбившийся стакан ладони, грубо указал в сторону Райана:

– Не смей. Еще только раз ты откроешь свой рот. Не смей.

И Райан почувствовал, как по позвоночнику покатился ледяной пот.

– Дэвид, – Ина коснулась плеча мужчины, передала тканевую салфетку с золотистой вышивкой символики Трех. – Сложный день у всех был, оставь… – глянула украдкой на напрягшегося мужа, скользнула взглядом по остальным за столом. Райан продолжал смотреть на Дэвида, в ту секунду бывшего настоящим воплощением их отца. – Мы должны быть умными в своих действиях. Гибкость и разумный подход могут принести больше пользы, чем суровые меры. Нельзя забывать о благих намерениях; возможно, нам стоит создать платформу для тех, кто хочет говорить, и направлять их. Не затыкать рты, но настраивать голоса.

– Это идеализм, – с легким укором заметила Шонни, тряхнув волосами. – Идеализм не приведет нас к верным решениям. Он затмевает действительность и мешает порядку. А именно порядок – это то, что нужно, чтобы общество функционировало. Политическая полиция служит защитой, а не угрозой. Мы должны поддерживать стабильность для всех, даже если порой средства кажутся чрезмерными.

– Это мы видим стабильность – в картинках, которые рисуем и транслируем, в докладах, которые нам озвучивают подчиненные. Это то, во что мы верим, иллюзию чего создает запуганный народ; но что кроется там, где глаза сыска слепы?

За изяществом и показательной мягкостью Ины скрывалась очень волевая и решительная личность; за скромностью и вежливостью пряталась хорошая интуиция, острая память и наблюдательность. Ина была готова отстаивать себя, свои убеждения, своих любимых до последнего. И за ней оставалась последнее слово. Хороша в обмане, хотя и старалась быть честной.

– Таких мест не существует, – наконец выдавил из себя Райан, чувствуя, как липкий иррациональный страх перед замолчавшим помрачневшим Дэвидом стягивал горло.

– Всё Государство – эхо-камера.

– Всё Государство – это единый механизм с одним сердцем, – Шонни демонстративно возразила высказыванию Ины. – И сердце – в Мукро. В Резиденции Трех. В самих Трех, – Милдред кивал словам жены, сам, однако, не решаясь вступать в перепалку братьев и сестры Вессель. – Принятые монархами решения должны быть уважаемы.

Но там, где Гонзалес молчал, не молчала Ина.

– В настоящий момент стабильность Государства – это иллюзия, – заявила кронпринцесса. – Герметичность системы приводит к тому, что мы перестаем видеть настоящее положение вещей. Уж простите за иносказательность, но нам нужно научиться слышать шепот за стенами. И не пытаться его утопить кровью и заглушить руками жнецов, а способствовать тому, чтобы голоса замолкли по собственной воле.

– Люди – это стадо. Мы держим их в узде, не даем разбежаться. Мы ответственны за их жизни и души, – ответил Райан холодно. – Пусть находятся в своих загонах, иначе как станется возможным вычленить проказу?

Рэм, поставив стакан на стол, покачал головой:

– Если сильно тянуть поводок, Рай, он с легкостью порвется.

– Боюсь, что ты слишком упрям, чтобы понять, в насколько опасную игру тебе придется вступить. Будет нужно принимать решения, которые не нравятся. Будет нужно делать то, на что другим не хватит силы, – произнес Райан мягче и немного опасливо. Конечно же Рэм знал. Как никто другой. И был готов к тому грузу, что станет его мантией. И к тяжести, которой обернется корона.

– Во всем следует сохранять баланс. А если действовать так, как вы с Шонни озвучиваете, Государство умоется кровью. И ее будет становиться больше. И больше. И больше. Пока кровь не вспыхнет. Пока она не загорится пламенем революции и не пожрет многовековой уклад монархии. Пока не разразится гражданская война. И не будет больше ни правых, ни виноватых; и никто не выиграет и не проиграет. Будут только смерти. Будут только выжившие, которые в очередной раз перепишут историю.

– Мы и пишем историю, Рэм, – Шонни глянула на брата спокойно и уверенно. – И будем ее писать дальше. Золотом, слезами или кровью. И никто не посмеет противиться нашему венцу.

– Знаешь, сестренка, мне порой искренне интересно, насколько высокую цену ты была бы готова заплатить за трон, – сказал Дэвид отрешенно, не повернув к Шонни головы. Все обернулись к Дэву, а он, поднявшись из-за стола, накинул на плечо классическое длинное пальто цвета слоновой кости. Салфетка на его ладони