Немезида ночного ангела - Брент Уикс

мозгу. Наверное, я мог бы растечься по носоглотке… но тебе тогда казалось бы, что ты захлебываешься, и ты бы не смог глотать, и вряд ли выдержал бы все это, не выдав нас врагам. А если бы я остался под кожей твоего скальпа, то, скорее всего, задел бы пузыри.~

«Это… очень прискорбно. И что же мне теперь делать?»

~– Как однажды сказал своему ученику твой учитель: «Если не можешь действовать прямо сейчас, подумай, как будешь действовать, когда сможешь».~

«Хороший совет. Но… кажется, Дарзо никогда мне такого не говорил».

~– Я и не сказал, что этим учеником был ты.~

Меня так ошеломляет его ответ, что я надолго теряю дар речи. Ну или дар мысли, наверное.

«Ты хочешь сказать, что у Дарзо уже был ученик? До меня? Он же вообще никого не хотел брать себе в ученики!»

~– Поэтому и не хотел. Та история плохо кончилась. Ты уверен, что сейчас самое время думать об этом?~

Я внимательно оглядываюсь, прикидываю, что могу сделать, придумываю планы и запасные планы.

Иначе говоря, я просто сижу на месте и надеюсь, что кто-нибудь откроет мою камеру.

Честно, я ничего не могу сделать. За решеткой стоят шесть гвардейцев, и все они смотрят на меня. Киниджи, правда, ушла с Рефа'имом – жаль, она нравилась мне больше всех. Гвардейцы, как назло, дисциплинированные. Они неотрывно смотрят на меня, причем так, будто я – страшная угроза и могу броситься на них в любой момент. Но они ошибаются.

Я не могу воспользоваться талантом.

Я не могу воспользоваться ка'кари.

У меня нет оружия.

Возможно, Рефа'им в чем-то и прав, говоря обо мне.

Почему я не захотел жить при дворе Логана? Я ведь люблю Логана. Я хочу быть маленьким. Хочу, чтобы мной управляли. Хочу снять с себя вину. Хочу избегать ответственности. Так почему же я не подчинился воле моего друга? Если я не буду служить ему, то не буду служить никому. Почему я не ухватился за эту возможность?

Может быть, пора перестать бегать. Может быть, пора посмотреть в лицо моему самому большому страху, и, может быть, мой самый большой страх – это страх взять на себя всю ответственность за мои силы.

Я всегда был готов терпеть боль и страдания, но никогда не хотел, чтобы страдал кто-то другой. Я оставался маленьким, потому что не был готов устремить свой взор к цели и сказать кому-то: «Возьмите вон тот холм, а если погибнете, так тому и быть. Оно того стоит».

Кто бы меня послушал, если бы я такое сказал? Те, кто больше всего доверяет мне и любит меня.

Наверное, именно этого я и боюсь: не того, что мои близкие пойдут и погибнут ради какой-нибудь великой и благородной цели – как это сделала Элена, – но что они умрут и навсегда оставят меня одного. Как это сделала Элена.

В прошлом, будучи раздавленным, я заглядывал внутрь себя и находил там какую-то маленькую частичку, которая отказывалась сдаваться, которая уплотнялась и крепла под ударами судьбы и не разбивалась вдребезги. Частичку, которая все выдерживала.

Где же она теперь?

Почему сейчас, заглянув в себя, я вижу бесплодную пустошь? Красную пустыню и завихрения удушающе горячей пыли, поднятой ветром и обещающей вечную засуху. Выбеленные солнцем скелеты погибших надежд, давно иссохшие, давно переставшие разлагаться и навсегда сохранившие свой вид… как и я. Я – ходячая Смерть, но сам при этом ничем не лучше мертвеца. Я – бездушная оболочка, которая движется то туда, то сюда, повинуясь воле великих людей.

Я постоянно называю себя особенным. Но что же во мне такого особенного, помимо черного ка'кари? Дарзо, хотел он того или нет, нашел способ разорвать с ним связь. Утратив ка'кари, он все равно остался таким же особенным.

А я?

К моему горлу вдруг подкатывает липкий ком.

О, еще один страх. Чудесно!

Что, если я – никто? Что, если мне просто повезло и я случайно схватил ка'кари, который в ту минуту искал себе нового хозяина? Я не избранный. И уж точно не Избранный. Я – всего лишь ребенок, который поднял в переулке мячик и думает, что нашел сокровище.

Я вспоминаю того безмозглого паренька из усадьбы Рефа'има, как он стучал о стену своим дурацким мячом, не догадываясь, что в нем заключена мощная магия; как он желал оставить его у себя просто потому, что мячик дорогой и красивый.

Маленький заигравшийся дурак, не понимавший, что попал в другую игру, участники которой гораздо крупнее и смертоноснее, чем он может себе представить.

Это я. Я – тот парнишка.

Если лишить меня ка'кари, кем я стану? Какие у меня вообще есть способности? Без него я едва дотягиваю до паршивого мага. Я немного владею магией тела, но творить чары на расстоянии не умею совсем.

Особая способность у меня всего одна – умерев, я воскресаю. Но даже она действует только до тех пор, пока на свете есть люди, которые любят меня и готовы отдать за меня свои жизни. Я даже не знаю, могут ли они отказаться умереть вместо меня. Подозреваю, что нет.

Я – чудовище.

Ради силы я убиваю тех, кто меня любит. Когда я умираю, то оживаю благодаря тому, что высасываю жизнь из моих близких.

Что я за человек, если допускаю подобное?

Я даже не могу умереть и положить этому конец, ведь единственный способ разорвать мою связь с ка'кари – это убить себя Кьюрохом, мечом Власти, который, насколько я знаю, ныне спрятан и охраняется Охотником в лесу Эзры. Даже если у меня получится найти его и сдержать Охотника до тех пор, пока я себя не убью, клинок может навсегда лишить жизни не только меня, но и всех, кто со мной связан. Возможно, этого не случится, но узнать наверняка я смогу, только попробовав. Так что единственный выход из моего положения для меня закрыт.

Есть, правда, еще способ Дарзо, но я не знаю, как долго он отдалялся от ка'кари, пока их связь не ослабла и не оборвалась. Возможно, у меня тоже уйдут на это столетия.

Я обречен жить один; жить и знать, что любая дружба скорее всего закончится гибелью моего друга – причем именно потому, что он стал моим другом. Кто может так поступать со своими близкими? Кто сможет так поступать и не стать чудовищем? Для меня лучший способ проявить к кому-либо любовь – сделать так, чтобы этот человек не любил меня.

И я должен