Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов

бессонную тревогу тех, кто сейчас наблюдает за волнениями на юго-западе Посада. Слышны сирены, над городом пролетают пожарные конвертопланы, кое-где обсидиан ноябрьской ночи перечёркнут совсем уж непроницаемой мглой — это поднимаются к небу столбы жирного дыма.

— Ваша работа, Орктос? — как можно спокойнее спрашивает Алекс, бредущий в кольце красных курток.

— Имя моё запомнил? Молодец, — благосклонно замечает тот. А затем вдруг соглашается, неожиданным откровением удивляя и Бела, и Зерно. — Наша! Началась чистка, ребятки. Долгожданная чистка.

— Под этим словом ты подразумеваешь резню? — уточняет феромим.

Он сам поражается храбрости заданного вопроса. Но рациональная часть его сознания настаивает — хотели бы убить, перестреляли бы ещё в квартире. Вожак «колготок», между тем, реагирует с насмешливым хладнокровием.

— Как посмотреть, — говорит он, поглаживая меч-серьгу. — Наконец-то Посад избавится от грязи. От накипи, которой тут не место. От паразитов, почти сотню лет пировавших на сибирской земле. Наших девочек больше не будут насиловать азиатские обезьяны. Не будут воровать, торговать краденым и наркотой. Пришло время смыть ржавчину, не умеющую изъяснятся по-русски. Тупую, жадную, воняющую ослиным дерьмом ржавчину…

— Верно, — слыша себя со стороны, подтверждает Бельмондо.

Его трясёт, но голос спокоен, и мим надеется, что страх незаметен окружающим. В двадцати шагах впереди продолжают бесноваться псы, едва удерживаемые на поводках. На них покрикивают и время от времени награждают сочными пинками. Зерно, идущий слева, тихо стонет, всем своим видом умоляя приятеля заткнуться и не провоцировать бандитов на жестокость.

— Только дело вовсе не в генотипе и расе, — настырно продолжает мим, вышагивая за похитителями. — Дело в мозгах. В звериной натуре, в том числе, и в вашей. Поэтому после резни девочек продолжат насиловать. И наркотики никуда не исчезнут. Только теперь насильниками и пушерами станут русские. Такие, как Краб или ты, воевода Орктос…

Тот замирает, с прищуром оглядываясь через плечо. Его дружинник, тот самый, что сканировал саквояж и снимал браслет слежения, замахивается для удара, но вожак качает головой.

— Ты прав, китайчонок, — говорит мужчина со шрамом на лице, и теперь его слова покрыты налётом воронёной стали. — Дело в мозгах. Только вот у азиатов или кавказцев этих мозгов совсем нет. Есть только желание ехать туда, где они смогут наплевать на законы. Безнаказанно воровать, грабить и насиловать. Смеяться над местными, коренными. И паразитировать, как тараканы на кухне. Или крысы… А если всё настолько плохо, что речь идёт о выживании совершенно разных видов, то слово пора предоставить «товарищу Маузеру»…

Они покидают двор Куликова. И жилой массив тоже покидают, пересекая заброшенную ветку железной дороги. Шестеро Жнецов и их жертвы направляются в промышленную зону, законсервированную лет двадцать назад.

Раздаётся злой смех — от конвоиров не укрылась дёрганная походка Зерна. Тот краснеет, тая лицо под медмой и капюшоном осенней куртки, но с врождённой моторикой ничего поделать не может.

— Припадочный, что ли? — гогочут бритоголовые, а один даже начинает записывать ролик на карманный смартком. — Прям марионетка…

Конвоиры и их объекты минуют локальный роботизированный комбинат по переработке бытового мусора. Проходят через тёмный, почти не освещённый тоннель под трамвайным мостом. Огибают десятиэтажный гаражный комплекс.

Справа виднеется старый завод, чьего предназначения Бельмондо не знает. Слева — склады, обнесённые трёхметровым бетонным забором. Сирены тускнеют, шум машин тоже стихает. Процессия ещё дважды перешагивает через железнодорожные рельсы, густо обрамлённые кустарником. Сгущается непроглядная тьма, но лысые ориентируются в ней, словно у себя дома.

— Ты должен знать, Орктос, — говорит Алекс, с тоской оглядываясь на бесконечно далёкий микрорайон за спиной, — что Сибирь тоже не была исконно-русской территорией. Мы тоже «понаехавшие». Пусть и почти пятьсот лет назад… но мы мигранты, силой выселившие с этих мест коренные народы с их укладом, культурой и развитой цивилизацией.

Со всех сторон группу неделикатно зажимают урбанистические Сциллы и Харибды косых бетонных оград, глухих стен с колючей проволокой поверху и других непроницаемых барьеров, очерчивающих частное пространство чьих-то складов, свалок, микроскопических производственных фабрик и стройплощадок.

Впрочем, в понимании Бела родной город никогда не был столицей уютных проходных двориков. Посад сам создал предпосылки для взращивания ленточного червя Стены Жнецов. Причём оказалось, что это ему — на раз плюнуть, никто и не заметил…

— И мы сделали это, — совершенно безропотно соглашается вожак скинов, — потому что мы — лучше. Вот и всё, рисоед. Лучше! Сильнее. Умнее. Чище духовно. И я уверен, что, когда придёт день — а он рано или поздно придёт, — мы завоюем и твою любимую Поднебесную.

На этот раз Бельмондо не сразу подбирает слова. Он хочет сказать, что его Родина здесь, в недружелюбной и холодной Сибири, но молчит. Вместо этого:

— Я не удивлён, что ваша гнилая коричневая суть ничуть не поменялась за полторы сотни лет…

Теперь Орктос останавливается. Замирают и крепыши, обступившие Зерно и Бела.

Алекс думает, что сейчас ему точно врежут. Хотя бы для того, чтобы заткнуть рот. Воевода хмыкает, подступая ближе, причём настолько, что мим слышит слабые запахи лосьона и таббабинола. В беспомощном свете покинутого жилмассива черты лица старшего скинхеда кажутся каменными, высеченными в неживой плоти. Парень замечает, что доспех и горжет поменяли цифровую окраску и теперь не прозрачны — горло мужчины покрывает змеиная чешуя.

— А ты шибко умный, да? — с гипнотизирующей хрипотцой спрашивает Орктос.

Хрустит шеей, и Бель уверен, что сейчас в его ухе или скуле взорвётся боль от меткого хука. Но вместо этого Жнец лишь качает головой, словно убедившись в скудоумии собеседника.

— Мне плевать, рисоед, что вы будете делать у себя дома. Хоть голые скачите и с овцами сношайтесь. Но этот дом, — он обводит рукой неприглядный, хмурый и депрессивный пейзаж заброшенной промзоны, — мой. И я намерен провести генеральную уборку… А если, как ты заметил, в будущем беспредельничать станут свои, к ним мы тоже подход разыщем…

Алекс хочет возразить, но Зерно издаёт ещё один стон, на этот раз куда более громкий. Решив поберечь нервы друга, Бель опускает глаза. Саквояж в его руке стал чугунным, начинает болеть плечо. Он надеется, что скоро этот кошмар закончится. Как угодно, но лишь бы скорее…

— Что вы собрались с нами делать? — спрашивает он, когда процессия минует пролом в кирпичном заборе. Зерно чертыхается, надорвав штанину обломком арматуры. — Депортируете?

— Смешно, — отзывается Орктос, но в его ответе нет ни капли юмора. — С приятелем твоим