Мстислав Дерзкий часть 2 - Тимур Машуков

Глава 9

Вожак. Он стоял в паре метров, опустив автомат. Смотрел на меня. Уже не со страхом. С отчаянием, с ненавистью, с каким-то почти животным пониманием. Он видел перед собой не человека. Он видел неумолимую судьбу. Саму смерть, пришедшую за ним.

— Who are you? — выдохнул он на своем языке, и его голос был хриплым, надломленным.

Я сделал шаг вперед. Плащ мой даже не колыхнулся. На моем лице не было ни ярости, ни злорадства, ни угрозы. Лишь холодное, абсолютное безразличие палача, выполняющего свою работу.

— Justice, — тихо ответил я, и это слово прозвучало на его родном языке, врезаясь в сознание ледяной иглой.

Я, наконец, вспомнил этот язык — язык лыцарей, что приходили к нам в набеги. Злобные норманы, без чести и совести. Я плохо его знал, но пара слов сохранилась в памяти.

Вожак банды людоловов остался один. Последний из десятка. Он стоял посреди поляны, освещенный дрожащим светом догорающего костра, и смотрел на меня. И в его глазах, в этих выцветших от предчувствия скорой гибели глазах, я увидел это. Не мольбу. Не животный ужас. Признание. Он видел свою смерть, стоящую перед ним в облике закаленного в боях мужчины с глазами старше этих лесов. И он принял эту неотвратимость.

Ни слова не говоря, он резким движением отшвырнул свой автомат в сторону. Потом расстегнул разгрузочный жилет, позволив ему с грохотом упасть на землю. Сорвал с себя куртку, бросил ее под ноги. Остался в одних застиранных штанах и сапогах. Его торс был покрыт шрамами и налившимися мускулами. В его правой руке привычно и уверенно засверкал длинный, отточенный боевой нож с грубым серым клинком. Зубья на обухе красноречиво говорили, что это орудие не для кухонных дел.

Он не просил пощады. Он бросал вызов. Последний вызов воина, который знает, что ему конец, но хочет встретить его с оружием в руках. Честно.

Да, он не заслуживал такой чести. Работорговец, насильник, отброс. Я должен был просто прикончить его, как и остальных. Но эта молчаливая готовность, эта последняя капля достоинства, что еще теплилась в его опустошенной душе, тронула что-то во мне. Глубоко, под грудой веков и ярости, отозвался кодекс тех, кто сражался лицом к лицу, а не стрелял в спину.

Я медленно, не сводя с него глаз, расстегнул плащ. Он упал на землю бесшумно. Снял темную, пропитанную потом и дымом куртку. Тоже остался в простых штанах и сапогах. Мое тело, старое, иссеченное шрамами, но налитое новой, звериной силой, дышало ровно и спокойно. Мой собственный нож, простой, но смертоносный, без лишних украшений, лег мне в ладонь как родной.

Мы застыли друг напротив друга. Два острова в море смерти. Тишина на поляне стала абсолютной, давящей. Даже костер, казалось, перестал трещать, затаив дыхание. Лес наблюдал.

Он рванулся первым. Взрывное, яростное движение. Нож его свистнул в воздухе, целясь мне в горло. Я не отступил. Встретил его клинок своим. Звонкий, сухой лязг стали оглушительно прокатился по поляне. Искры брызнули в темноту.

И запела песня.

Песня смерти. Дуэт из злого звона стали, тяжелого хриплого дыхания, ворчания усилий и резких выдохов при выпадах.

Мой противник был силен. Быстр. Опытен. Его удары сыпались на меня градом — колющие, режущие, с подворотом, с обманом. Он пытался найти брешь в моей обороне, прорваться, дотянуться клинком до живой плоти.

Но я был не просто быстрее него. Я был непредсказуем, а сам видел его намерения за миг до того, как его мышцы начинали движение. Читал его по легкой дрожи плеч, по направлению взгляда, по переносу веса. Я не блокировал удары — отклонял, парировал, уводил. Мой клинок был не просто сталью, а продолжением моей руки, моей воли, плавным, неумолимым потоком, что огибал его яростные атаки.

Он кружил вокруг меня, пытаясь зайти сбоку, сзади. Но я был везде. Мои ноги, помнившие тысячи боев, двигались сами, занимая идеальную позицию. Мы были как две стихии. Он — яростный и неуправляемый смерч, я — холодный, непоколебимый утес.

Поняв, что его тактика не работает, он пошел на отчаянный шаг. Сделал широкий замах, наотмашь, пытаясь зацепить мою руку. Я ушел от лезвия на сантиметр, и инерция понесла его вперед. На мгновение его грудь оказалась открыта.

Мгновения мне хватило.

Моя рука метнулась вперед. Коротко, резко, без замаха. Чисто.

Его нож с грохотом упал на землю. Он замер, широко раскрыв глаза. Из его горла, чуть ниже кадыка, сочилась тонкая, темная струйка крови. Он попытался сделать вдох, но вместо этого издал лишь тихий, свистящий звук. Он посмотрел на меня, и в его взгляде не было ни ненависти, ни страха. Лишь удивление. И… признательность.

Он рухнул на колени, потом медленно, как подкошенное дерево, повалился на бок. Его тело дернулось раз, другой — и замерло.

Я стоял над ним, тяжело дыша. Песня стихла. В воздухе пахло кровью, порохом и тишиной после бури.

Я поднял его нож, осмотрел его и швырнул ему на грудь. Пусть заберет его с собой в Навь.

После этого собрал в кучу тела его людей, накрыл их хворостом и сухой травой. Потом простер руку. Мне не нужно было сложных заклинаний. Достаточно было искры. Моего гнева. Моего презрения.

— Гори, — прошептал я.

Пламя вспыхнуло сразу — яростно, жадно поглощая мертвую плоть. Оно пылало высоко в небо, освещая поляну зловещим, оранжевым светом. Я стоял и смотрел, как горит последнее свидетельство этой ночи.

Дождавшись, пока тела не обратятся в пепел, я сплюнул на них, повернулся и ушел в лес. Девушки были там же, где я их и оставил. Они сидели, обнявшись, дрожа от холода и страха. Рядом, у дерева, лежал тот, кого я оглушил и связал. Он уже пришел в себя и с диким ужасом смотрел на меня.

Я перерезал веревки на ногах девушек.

— Идите за мной, — велел им, и в моем голосе не было места для возражений.

Взвалив связанного бандита на плечо, как мешок с мукой, я двинулся в сторону поляны. Бывшие пленницы покорно поплелись за мной, как загипнотизированные.

Там, у потухшего костра, я бросил бандита на землю. Девушки съежились, глядя на него с ненавистью.

— Воды, — бросил я одной из них, указывая на флягу у брошенного рюкзака.

Она принесла. Я выплеснул воду в лицо бандиту. Он затрепыхался, закашлялся. Его глаза, полные животного страха, бегали по сторонам, пока не остановились на мне.

Я встал над ним, заслонив