Мстислав Дерзкий часть 2 - Тимур Машуков

Я мчался, как воплощенная воля, как сам ветер, несущийся к своей цели. И все живое стремилось убраться с моего пути, чуя силу. А вот неживое…

Мертвяки. Одиночки, пары. Они брели безо всякой цели, словно слепые щенки, потерявшие мать. Их призыв здесь, в этой глуши, звучал сильнее. Воздух звенел от невидимой скверны, исходящей из-под земли. Я не сворачивал с их пути. Я не останавливался, чтобы вступить в бой. Мой клинок, вынутый из ножен, пел свою песню смерти прямо на бегу.

Вспышка голубого света — и лишь пепел, медленно кружась, ложится на землю. Резкий удар рукой, вкладывающий волю — и еще один рассыпается в прах. Я не поглощал их силу — она была слишком ничтожна, слишком гнила. Я просто очищал путь, как садовник срезает сорняки, не замечая их.

Зачем? — стучало в висках. Зачем их сюда вызывают? Что за сила притягивает их в эту глухомань, вдали от людей, которых можно сожрать, поглотив их силу? И я понимал, что ответы ждали меня не здесь, среди бредущих по воле инстинкта тварей, а там, на основной базе людоловов. Они были ключом. Пешками, знающими свой следующий ход.

Спустя почти три часа стремительного, почти невесомого бега я замедлил ход. Лес вокруг изменился. Стал гуще, темнее, древнее. Воздух потерял свежесть, теперь в нем витал сладковатый, затхлый запах болота и старой крови. И я почувствовал, что эти изменения несут опасность. И мои мысли тут же нашли подтверждение. Ловушки!!!

Сначала обычные — искусно замаскированные волчьи ямы, натянутые на уровне щиколотки проволочные петли, почти невидимые лески, соединенные с растяжками на гранатах. Потом добавились магические — слабые, но коварные чары, нацеленные на разум: морок, вызывающий панику и заставляющий бежать прямо в засаду; иллюзии, уводящие в сторону; знаки, выжженные на камнях, сулящие невыносимую боль незваному гостю, ступившему на запретную территорию.

Я обошел их все. Мои глаза, видящие суть, а не форму, легко различали фальшь магии. Мои ноги, помнящие тысячу троп, не ступали на подозрительную почву. Я был призраком, скользящим между капканами.

Издалека доносился неясный шум. Сначала это был просто гул, наложенный на шелест листьев. Потом он обрел форму — лязг металла, грубые окрики на том же чужом языке, рокот генератора. И еще… другой звук. Приглушенный, протяжный. Стон. Не один. Несколько голосов, сливающихся в жалобный, безысходный хор.

Мое сердце, обычно холодное и ровное, ускорило свой бег. Я подобрался еще ближе, выбирая каждую пядь земли для следующего шага с величайшей осторожностью. И наконец, нашел идеальную точку обзора — старый, полузасохший кедр, могучие ветви которого простирались над предполагаемой территорией лагеря.

Я влез на него с ловкостью куницы, сливаясь с иголками и корой, и замер, вглядываясь в то, что открылось мне ниже.

И ахнул про себя.

Это была не просто база. Это был целый укрепленный лагерь. Крепкий забор из мощных заостренных бревен, по периметру — вышки с часовыми, вооруженными не автоматами, а длинными снайперскими винтовками.

За забором бараки, палатки, несколько внедорожников с затемненными стеклами. Десятки людей в такой же форме, что и вчерашние бандиты. Они не суетились — они работали. Четко, организованно, как муравьи в огромном муравейнике.

Но самое страшное было в центре.

Там, на очищенном пятаке, стоял массивный камень, похожий на древний жертвенник. Он был темным, почти черным, и от него по земле тянулись трещины, заполненные чем-то липким и блестящим, словно смола. И к этому камню были прикованы цепями люди. Девушки. Их было человек двадцать, может, чуть больше. Изможденные, грязные, в рваной одежде. Они сидели или лежали в немой апатии, и из груди каждой выходили тонкие, почти невидимые нити черного света, которые тянулись к камню и впивались в него, словно питая.

Рядом с камнем на коленях стояла очередная жертва, еще не соединенная с ним тем странным жгутом. Девушка в белом, почти обнаженная, с синяками и кровоподтеками на худом теле. Над ней склонилась фигура в темном, облегающем балахоне с капюшоном, скрывающим лицо. Его руки двигались в сложном ритуале, и от пальцев струилась та же черная, мерзкая энергия, что и из девушек. Он что-то напевал — низкий, гортанный звук, от которого кровь стыла в жилах.

Я смотрел, и кусок за куском паззл складывался в ужасающую картину. Мое зрение, дарованное мне пока еще не активным образом воздушного орла, давало мне возможность видеть все в мельчайших подробностях.

Людоловы. Похищения. Ритуал. Камень. Это был не просто перевалочный пункт. Это было место силы. Место, где что-то… или кого-то… кормили. Где собирали энергию, жизнь, души «чистых» девушек для какой-то чудовищной цели.

И я понял, что нашел не просто базу. Я нашел сердце зла. И оно билось прямо передо мной.

Спешка — удел глупцов и самоубийц. Я прожил слишком опасную, пусть и короткую жизнь, чтобы сейчас совершать детские ошибки. Сердце рвалось в бой, ярость требовала спалить дотла это гнездо скверны, но разум, холодный и отточенный, как клинок, взял верх. Прежде чем рубить, нужно понять, куда наносить удар. Прежде чем спасать, нужно знать, от чего именно.

Мне нужен был язык. Не просто пленник. Тот, кто знает. Кто понимает не только приказы, но и суть происходящего. Кто связан с теми, кто стоит за всем этим.

Я стал тенью на дереве. Неподвижной, практически бездыханной, слившейся с сучковатым стволом кедра. Мои глаза, привыкшие к долгим часам наблюдения, беспрестанно сканировали лагерь, выискивая нужную деталь.

Я видел часовых на вышках, видел рабочих, таскавших тяжелые ящики, видел двух «ученых» в более чистых комбинезонах, которые что-то записывали, стоя у подножия черного камня. Но все они были винтиками. Мне же нужен был мастер, знающий устройство машины.

И я нашел его.

Он был не самым высоким, не самым крепким. Но в его движениях прослеживалась уверенность хозяина. Он прохаживался между рядами пленниц, время от времени останавливаясь. И он что-то говорил. Не орал, как остальные. Говорил тихо, на ломаном, но понятном русском языке. Он задавал им вопросы. И что поразительнее всего — некоторые из девушек, превозмогая апатию и ужас, тихо отвечали ему. Иногда кивали. Шептали что-то. Тогда он наклонялся, чтобы услышать, и на его лице появлялась странная, хищная улыбка удовлетворения.

Он не просто охранял, а вел тщательный учет. Проверял качество «товара». Он был тем, кто общался с жертвами, кто, возможно, даже проводил первоначальный отбор. Он хорошо знал