Морфир Бьёрн - Тома Лавашри

Он осекся и пару секунд разглядывал какую-то точку на горизонте прямо перед нами. Наверное, убедившись, что все нормально, снова обернулся ко мне.

– Хельга рассказала тебе о своей матери, так?

– Да.

– Каждую зиму вьюга изводит меня разговорами о ней. Сначала я запирался в доме, чтобы не слышать ее, но она всегда находит способ войти. Достаточно одной снежинки на одежде гостя – и понеслось. Теперь я выхожу из дома в любое время и больше не слушаю ее песенку.

– Какую песенку?

– «У меня тут твоя жена, Гизур, и она плачет по тебе», – повторяет она своим голосом неотвязным, как…

– Завывание косатки.

– Точно. «У меня твоя жена, Гизур, – воет вьюга. – Она такая несчастная, перепуганная, одна-одинешенька. Откажись от жизни, Гизур Белый Волк, и приди в мои объятия. Приди ко мне, и я соединю вас на всю вечность. Ей так одиноко, так одиноко! Послушай ее, твою испуганную бедняжку, слушай, как она выплакивает все слезы из своих прекрасных глаз!»

– Какой ужас!

– «Ты ее оставил, и она плачет одна! Слушай, слушай, как твоя жена зовет тебя…»

Я увидел, что Гизур так сильно сжал в кулаке поводья, что кулак побелел.

– Не буду скрывать, часто я хотел просто лечь в снег и позволить ей проглотить меня. Я бы так и сделал, если бы хоть на мгновение поверил, что вьюга сдержит слово. Но как только я окажусь в ее власти, она сделает меня солдатом разрушения. И я никогда не увижу мою несчастную жену, я уверен.

Гизур привстал на стременах. Казалось, на этот раз он действительно что-то увидел. А я, наоборот, ничего не мог разглядеть там, куда он смотрел.

– Здесь разве есть враги, которых следует бояться, о Гизур?

– Конечно. Кстати, вот и они.

24

Трупожорки

Мы увидели что-то вроде облака пыли… а потом разглядели множество летающих существ, стремительно несущихся к нам.

– Убить! – крикнул Гизур.

Его ловчие птицы с королевским орлом во главе тут же сорвались с места.

– Их больше, чем я думал, – встревожился Гизур.

– Кто это? – испуганно спросил я.

– Трупожорки.

– Что это за птицы? – заволновался Гуннар.

– Это не птицы.

– А кто же?

– Бабочки. Они всегда являются после вьюги-убийцы, как в Ейле в 1015 году.

– Они на живых тоже нападают?

– Редко. Но в этот раз снег не оставил им никакой добычи и они, наверное, голодные.

В эту минуту началось сражение между шестью птицами Гизура и этими якобы бабочками. Я говорю «якобы», потому что тогда еще не мог поверить в то, что услышал.

Королевский орел и его помощники неплохо справлялись, опустошая ряды противников сильными ударами клювов. Когтями они полосовали вражеские крылья.

– Защищайте лицо и руки! – скомандовал Гизур.

Не успел он договорить, как стая летучих существ, вырвавшихся из схватки, помчалась на нас с невыносимым тоненьким писком:

– Сииии! Сииии!

Они были белые. Это правда были бабочки. Самые маленькие – размером с хорошего голубя.

Бабочка-трупожорка

– Лицо и руки! – повторил Гизур.

Не знаю, что на меня нашло, но я спрыгнул с коня, скинул рубаху, бросил ее Сигрид и взбежал с мечом в руках на вершину ближайшего холма.

– Бьёрн! – крикнул Гизур. – Ты с ума сошел!

– БЬЁРН!

Это был голос Сигрид, но я не обращал внимания.

Верхняя часть тела у меня была голая. Обнаженная кожа возбудила аппетит бабочек, и они все бросились на меня, как я и рассчитывал.

– Сиииииииииии!

Я рассек надвое первую нападавшую, вторая бабочка наткнулась на острие Кусандры сама. Я стал вращать клинок, будто чертя лежащую на боку восьмерку, повторял одно и то же движение снова и снова. Получилось что-то вроде защитного экрана, который останавливал атакующих. И конечно, я вертелся во все стороны, отбивая нападения и сзади, и с боков.

Тело наполнилось особым жаром, жесты обрели точность, я стриг мечом со страшной быстротой, и это были как будто не совсем мои движения. И сам я был уже не совсем собой, хотя и кем-то другим тоже не стал. Просто вошел в особое состояние.

Признаюсь, ощущение в руке, каждый раз, когда меч рассекал тяжелое тельце бабочки, наполняло меня радостью. Всё новые тушки падали вокруг. Вскоре в воздухе не осталось ни одной бабочки. А те чудища, что валялись на земле, еле трепыхались и пищали из последних сил:

– Сииии… сииииии… Сиииии-и-иквик!

Я победил.

Тут я почувствовал резкую боль в плече. Одна бабочка все-таки увернулась от меча. Впившись зубами мне в плечо, она жадно глотала мою кровь. Я сжал ее изо всех сил и оторвал от себя. Это было глупо, потому что в зубах у нее остался приличный кусок кожи и плоти. Потом Гизур объяснил, что, если б я подпалил ее снизу, она бы сама разжала челюсти. Моя поспешность стоила мне шрама, который остался на всю жизнь – большой, круглый, как монета.

Я рассматривал бабочку, бившуюся у меня в руке. На больших изломанных крыльях, покрытых тонкой пыльцой, изящные серебристые узоры. На плотном тельце – нежный пушок, выше – маленькая головка с огромными томными глазами, непрестанно хлопающие веки. Аккуратный носик напоминает человеческий – тонкий, как у женщины или девушки. Небольшой рот, но в нем скрывается множество зубов. Словом, этот вампир выглядел как очаровательное создание. И все же я прикончил ее.

– …Он как будто оглох!

– А ты сам уже встречался с этими трупожорками, Кетиль?

– Боже упаси, пока нет.

– Они такие красотки, что страх берет.

– Ха-ха-ха!

– Эй, юноша, ты что, оглох?

Я понял, что уже какое-то время слышал за спиной незнакомые голоса, но как-то не придавал им значения. Во время боя я был в другой реальности, и мне требовалось время, чтобы оттуда вернуться. Когда я наконец пришел в себя и обернулся, то оказался лицом к лицу с королем Харальдом и его свитой.

– Ты умеешь пользоваться мечом, мой мальчик, – похвалил меня король. – Как тебя зовут?

Гизур выступил вперед и ответил вместо меня:

– Бьёрн, сын Эйрика.

Я увидел, как лицо Харальда при упоминании имени моего отца потемнело.

– Рад с тобой познакомиться, Бьёрн, – ледяным тоном произнес король.

– Как же, как же, рад! – каркнул Хугин, говорящий ворон короля, летавший над нашими головами.

Я знал, что Харальд не простил моему отцу, что тот покинул службу у него в тот день, когда христианство было провозглашено основной религией Физзландии.

Король отвернулся от меня к Гизуру. Они говорили о том, в каком состоянии долина, и о беспорядках на границе с Гизией.

– Мой двоюродный братец Хакон II гневается, – сказал Харальд. – Не может мне простить, что я отобрал у его отца Суабейские острова.

Ко мне подбежали Сигрид и Хельга, чтобы перевязать рану.

– Ты просто ненормальный психованный идиот! – бушевала Сигрид. – Ты меня с ума сведешь, ненавижу тебя, ненавижу! Ты мой любимый!

– Хоть это и не делает из тебя морфира, но мечом ты владеть умеешь, – признала Хельга.

Пока они бережно промывали и перевязывали мне плечо, я с любопытством озирался по сторонам. Богато одетые слуги, королевские сокольничие, придворные из королевской свиты, наследник трона принц Дар… но по ним всем я едва скользнул взглядом – так меня заинтересовали два первых увиденных в жизни дракона.

Крорр, возивший короля Харальда, – самый крупный из всех известных драконов. Это был дракон из породы когтистов, тридцати лет от роду с шелковистой коричневой шерстью и прозрачным хохолком. Он был вооружен раздвоенным хвостом с колючками, острыми зубами и огромными когтями – его средства защиты не знали себе равных. А пламя он извергал, говорят, метров на двадцать и дальше.

Из внутренностей Крорра доносились звуки, будто из кузницы: «Гррро! Грррогого!» Я тогда еще не знал, что чем они громче, тем выше ценится дракон.

Дракон принца Дара был тоже когтист,