Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая - Владимир Германович Корешков

Какая, на фиг разница. Почему ты не можешь не выпячиваться, не выстебываться?» Мое второе я снова попыталось увильнуть от трудного и неинтересного для него разговора. «А вот все-таки очень интересно, – опять как бы вскользь поинтересовалось оно, – девушка, что была у Алены, я узнаю когда-нибудь, кто она, или нет?» – «Иди ты к черту! – послал в сердцах я свое второе я. – С тобой ни о чем невозможно разговаривать, я тебе про Фому, ты мне про Ерему. Встал и пошел учиться, и, не дай бог ты, опять попытаешься хоть как-нибудь выпятиться», – сказал я сам себе серьезно и многозначительно, пытаясь себя хоть как-то напугать. «Ух ты, какой ты грозный, ну и что тогда будет?» – с ехидным любопытством поинтересовалось мое второе я. Мне пришлось промолчать. Достойного наказания я для себя пока не придумал.

На уроке Дмитрия Иосифовича я усердно старался прикинуться чайничком, но получалось у меня это похабненько, наверное, потому что уже было поздно включать дурака, так как мой преподаватель к этому времени уже составил обо мне свое мнение. Дмитрий Иосифович весь урок смотрел на меня удивленно и наконец поинтересовался:

– Что с вами, молодой человек, вы сегодня невероятно рассеянны. Вы случаем не приболели?

– Наверное, не выспался, – ответил я. – А может, съел чего-нибудь.

– Соберитесь, пожалуйста, Штефан, очень вас прошу, осталось немного, скоро ваш выпуск, а мы с вами должны усвоить весь материал, предусмотренный программой.

Я отчетливо для себя осознал, что боржоми как целительный напиток в профилактических целях надо было пить заблаговременно, а не тогда, когда почкам настал полный капут, и они отказали. Поэтому остаток урока провел как обычно, на полной концентрации, чем сильно порадовал Дмитрия Иосифовича.

Дальше день пролетел незаметно и быстро, в концовке недолгая обязательная прогулка по вечернему дворику, пара-тройка дорожек, покрытых гравием, подсвечны неярким желтоватым светом фонарей и двумя спаренными олеронскими бледно-молочными Лунами, моя длиннющая причудливая тень проворно сновала впереди меня, умудряясь заглянуть под каждый цветочный кустик. Я, шурша гравием, никак не поспевал за ней, некоторые цветы укладываясь на ночь спать, складывали свои лепестки в твердые большие, тяжелые бутоны, а другие цветы, наоборот, радуясь наступившей вечерней прохладе, вовсю раскрывались, распахивая, как объятья, яркие лепестки навстречу здешним ночным бабочкам, соблазняя их своим неповторимым ароматом. А у бабочек с приходом вечера накопилось множество дел, их все обязательно надо было переделать до рассвета.

Бабочки были большими, неземной красоты, хлопая своими блестящими, переливающимися в лунном свете разноцветными с лиловым отливом в черно-бордовую крапочку крыльями, зависали над каждым раскрытым цветком, собирая нектар. И так усиленно размахивали при этом крыльями, что даже создавали небольшое дуновение ветерка. Как-то Любомир пошутил по поводу здешних бабочек, что если стоять рядом, когда бабочки Олерона собирают ночной нектар, то тебя может продуть и ты серьезно простудишься.

Придя в свою комнату-келью, долго плескался под прохладным, освежающим душем, отфыркиваясь, стараясь смыть с себя усталость прошедшего дня. Вытершись насухо махровым полотенцем, выключив свет, завалился в уже ставшую для меня родной, жесткую кровать. Смежив тяжелые веки, потихоньку начал проваливаться в царство Морфея, но какой-то посторонний шорох заставил меня очнуться, насторожиться, стряхивая с себя сон. Чуть приоткрыв глаза, я увидел в темноте перед собой худенькую Аленину фигурку. Почему она здесь в столь поздний час? Я не знал, что и подумать, теряясь в догадках.

– Вы уже спите, Штефан?

– Нет, – соврал я. Моя рука потянулась к выключателю.

– Не зажигайте свет, не надо, – приказным тоном сказала она.

– Хорошо, как скажете.

Она стояла молча, глядя на меня, ее глаза загадочно мерцали в темноте, как две звездочки на ночном небосклоне. Было видно, как Алена что-то окончательно решает для себя.

– Отвернись и не смотри на меня, – наконец произнесла она.

Я послушно отвернулся, услышал за спиной шорох снимаемой и падающей на пол к ее ногам одежды, она скользнула ко мне в постель. Ее худенькое, но крепкое бедро, обжигая, прильнуло к моему бедру. Обнаженное, разгоряченное тело плотно прижалось к моей спине, я ощущал упругие бугорки ее груди, плоский теплый живот.

– Молчи и ничего не говори, лучше повернись ко мне и поцелуй, – приказала Алена чуть слышно. Я безропотно, словно робот, повиновался. Повернувшись к ней, почувствовал на своих губах ее жаркое дыхание, поцелуй был долгим, ее нежные руки нетерпеливы и настойчивы, хрупкое тело не знало покоя, извивалось, не останавливаясь ни на секунду, ища близости, сильно прижималось ко мне, стараясь побыстрее слиться с моим. Алена была страстной, чувственной и, безусловно, опытной, но первый раз в моей жизни женщина, с которой у меня была близость, занималась сексом не со мной, а с кем-то другим. В моменты, когда ее худенькое смуглое тело заходилось в пароксизме страсти и буквально сотрясалось от очередного оргазма, а я чувствовал всем своим восставшим естеством, как ее раскаленное, напоминавшее жерло вулкана лоно взрывалась изнутри, орошая меня своим горячим, как огненная лава, соком, я был готов и сам взорваться вслед за ней, но Алена тут же отрезвляла меня своими стонами, не давая в полной мере отдаться дикой страсти и насладиться.

– Да, Саша, так, так. Боже, как я тебя чувствую, любимый, еще, прошу тебя, еще, Саша, – шептала она, кусая губы. Ее шепот переходил в страстный стон, но не я был тому причиной, не я ее заводил, поэтому этот стон предназначался не мне. Ее глаза были плотно закрыты, я так думаю намеренно, она специально не взглянула на меня ни разу за время нашего секса. Вместо меня она представляла рядом с собой другого человека.

Наконец, Алена, отдав всю себя страсти, совершенно обессилив, в изнеможении рухнула рядом. Ей едва хватило сил сползти с меня и улечься на бок, тяжело дыша, отвернувшись спиной ко мне, подтянув к себя колени. Я мог видеть только ее затылок со взмокшими черными спутанными волосами, мокрую, смуглую, с бархатной кожей спину, покрытую множеством стекающих по ней бисеринок пота и маленькую упругую попку.

Ну и что это, позвольте спросить, такое было? Ни одного ласкового слова, ни благодарного взгляда или хоть какого-нибудь намека на ободряющей жест. Ощущение у меня было дикое, как будто меня использовали просто как рабочий инструмент, как какой-то бездушный станок. Многие мужчины желают спонтанного секса, без обязательств, вот так, грубо говоря, потрахались и разбежались. И пусть они даже больше никогда не встретятся, не увидятся со своей бывшей партнершей, но каждый мужчина в душе желает при этом, чтобы женщина, кто бы она ни была, с которой они только что занимались сексом, восхищалась им и запомнила его как прекрасного любовника. Ему хочется думать, что ей с ним было непременно хорошо. А тут даже не знаю, что и сказать, получается так – мавр сделал свое дело, мавр может удалиться. Я не знал, как себя вести, обнять мне Алену, сказать ей что-то теплое, нежное или просто прикинуться бессловесным фаллоимитатором, лежать и не дергаться.

– Запомни, Штефан, это тебя ни к чему не обязывает, потому что ничего не было. Запомни, – процедила она сквозь зубы, нарушив молчание, так и не удосужившись обернуться ко мне и подарить хотя бы мимолетный взгляд.

– Как скажешь, – пожав плечами ответил я, пытаясь рукой погладить ее по острому плечу.

– И не смей меня больше касаться, – дернулась она, отвечая тем самым на мои немые вопросы, как себя вести с ней, как будто прочитала мои мысли.

Я резко отдернул руку.

– Сейчас чуть-чуть отлежусь и уйду.

Но встать сразу и уйти ей все-таки не удалось, видимо, просто не хватило сил, усталость сморила ее. Спала она плохо, беспокойно, вертелась во сне все время, звала какого-то Сашу,