Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая - Владимир Германович Корешков

наверное, того, с кем только что занималась сексом, просила у него за что-то прощения, горько всхлипывала. Я видел, как из-под пушистых длинных ресниц скатилась по щеке крупная слеза и утонула в подушке. Обнять ее и этим хоть как-то успокоить я не решился, боялся разбудить.

Наконец уснул и я. Резко и, как всегда, неожиданно, как оглашенный, заорал зуммер будильника, возвещая о том, что наступил новый день и мне пора вставать. Алены рядом не было, когда она ушла – я не слышал. О том, что произошло ночью, и о том, что мне все это не приснилось, напоминала смятая со стороны, где лежала Алена, простынь, впитавшая запах ее тела, и пара черных волосков на подушке. Говорят, что секс снимает напряжение и дает облегчение, но не в моем сегодняшнем случае. Проснулся я с тяжелой головой. Мысли бегали в голове как ошалевшие кошки, загнанные чьей-то злою волей в замкнутое пространство деревянного ящика. Пока принимал душ и потом завтракал как всегда в гордом одиночестве, абсолютно не разбирая, что я ем, вкусно мне или нет, я постоянно и сосредоточенно думал. И думал я, понятное дело, не о судьбах всего человечества и не о том, одиноки ли мы во вселенной, а о том, что произошло ночью. Мне не давало покоя, что такое с Аленой? Почему она себя так странно повела? И если она меня не хотела, то зачем вообще пришла? Ответа не было.

– Какой печалью омрачено твое чело, друже? – поинтересовался Любомир, как только я появился в его спортзале-тире.

– Да нет никакой печали, просто не выспался.

– Бывает, – легко согласился Любомир. – Ты вообще как, к занятию готов?

– Абсолютно.

– Тогда переодевайся и на разминку.

После того как я навернул несколько кругов по залу, уселся на жесткий деревянный пол, хорошо растянул все мышцы, придавая им дополнительную эластичность, Любомир нетерпеливо поинтересовался:

– Ну созрел?

– Как груша, – уверенно ответил я, надевая на себя специальный бронежилет, на голову шлем и электронный браслет на руку.

– На, держи, – он протянул мне два парабеллума. Я проверил магазины на наличие патронов, щелкнув, взвел предохранители.

– Значит, Штефан, вводная такова, – сказал Любомир, подведя меня к двери. – За этой дверью, – продолжил он, – коридор, в нем пять дверей, за одной из них находится девушка, она наш агент, попала в плен, сейчас ее допрашивают гестаповцы. В каком она кабинете и сколько там помимо нее человек, нам неизвестно. Поэтому твоя задача такова: найти нашего агента и вытащить ее живой и невредимой.

– А девушка хоть ничего? – поинтересовался я. – Игра-то стоит свеч?

– Стоит, – улыбаясь хлопнул он меня по плечу. – Она офигенная, просто секс-бомба.

В общем, все как обычно, что-то примерно такое мы делаем каждое занятие. Роль гестаповцев, как и их жертв, играют куклы-биороботы. У гестаповцев рожи тупые, страшно зверские и какие-то ублюдочно-комичные, обычно так в дешевых мыльных операх изображают мерзавцев и негодяев. Я так понимаю, что сделано это спецом, чтобы их было не жалко расстреливать, ну и получать, естественно, от этого некоторое удовольствие. Стреляем мы друг в друга электронными зарядами. Жертвы в этой реалии, наоборот, обладали ангельскими лицами херувимов. Но, если не брать во внимание такие мелочи, все выглядело достаточно реалистично.

Гестаповцы, отстреливаясь, грубили, жестко матерились и очень некрасиво выражались в мой адрес. Когда же я, стреляя из разных видов оружия, попадал в них, то из их ран рекой лилась ярко-рубиновая жидкость, очень похожая на настоящую кровь. Жертвы, в свою очередь, очень натурально кричали и звали на помощь. Если опереточные враги попадали в меня, то через свой бронежилет я получал достаточно ощутимый и довольно болезненный электрический разряд по телу. Это было сделано для того, чтобы в следующий раз был осмотрительнее, внимательнее. И вообще, чтоб у меня в будущем не возникало желания почем зря пулю схлопотать, а то вдруг, не дай бог, привыкну. Тут же на шкале надетого на мою руку браслета появлялась информация, насколько сильно я ранен, и могу ли я продолжать выполнять задание дальше, или же все-таки считаюсь убитым, и выбываю, а само задание надо начинать заново.

– Ну понял я. Все как всегда, давай, я пошел, – сказал я Любомиру.

– Подожди, сегодня гестаповцы в курсе, что ты находишься в здании, поэтому за тобой будут охотиться с первых секунд твоего появления.

– Ничего, переживу как-нибудь.

– Да, и еще, Штефан, чтобы ты не забывал крутить маятник, мы тебе к потолку подвесили тяжеленные, раскачивающиеся в разные стороны груши. Попадешь под нее – будет больно.

– Любомир, это не честно и не соответствует действительности. Я был во многих солидных учреждениях, но ни разу не видел, чтобы там в коридорах на потолке висели груши, мордующие с утра до вечера посетителей, люстры да, но груши – это перебор.

– А в нашем учреждении сегодня будут висеть, возможно, оно и не очень солидное, но таковы наши реалии. Так что не обессудь, – опять похлопал меня по спине Любомир ладонью, закрыл забрало моего шлема и пинком отправил за дверь.

Это действо носило с его стороны несколько оскорбительный характер.

– Ну подожди, мы с тобой еще свидимся! – прокричал я ему в захлопывающуюся за мной дверь.

– Очень на это надеюсь. Удачи, – услышал я в ответ.

Тут же из-за первой двери справа мелькнула фигура в черном эсэсовском мундире, раздался звук шикающей очереди, выпущенной из штурмгевера. Я рухнул на мягкий, красный с золотым узором палас, пули прошли надо мной. Не целясь выстрелил в ответ. Эсэсовец-робот, взвизгнув, выронил из рук штурмгевер, распластался на полу, после чего пафосно заявил:

– О бля, ты меня убил, – пару раз дрыгнул ногами для вящей убедительности и затих.

Действия куклы-робота вызвали у меня приступ гомерического хохота, переходящего в икоту. Программировал биороботов явно человек с юмором, и я мог смело предположить, что очень хорошо знаю программиста – такие шуточки были в духе Любомира.

– Ладно, один готов, «поехали» дальше.

Очень мешали массивные груши, висевшие в коридоре. Мало того, что они угрожающе раскачивались, как гигантские маятники, но еще амплитуда раскачивания у каждой была разная, под них нужно было подстроиться, что очень затрудняло движение по коридору. Попадать под недружественный толчок одной из них совсем не хотелось. Ну что, посмотрим, что за дверью, откуда только что выпрыгнул эсэсовец. Я спрятался за косяк, толкнул дверь. Пока тихо. Только одним глазком на секунду попытался посмотреть, что за дверью, увидел еще одного эсэсовца, сидевшего за столом и направившего в мою сторону автомат. Выстрелили мы одновременно, он в меня не попал – я успел спрятаться за косяк, а он не успел, о чем свидетельствовал глухой стук падающего тела. Справа напротив открылась дверь и оттуда, ругаясь площадной бранью и поливая из штурмгевера, выскочило тело, мне пришлось падая поднырнуть под летящую на меня грушу и выстрелить с двух рук. Пули с чавканьем вошли в него, он закачался и не успел отойти от надвигающейся на него возвращающейся от меня груши, которая буквально впечатала его в стену. Минус три. Сколько их еще?

Дверь кабинета была открыта, за ней больше никого не было. Хорошо, идем дальше. Перед следующей дверью я перевел дыханье и прислушался, что там творится, мне показалось, что я слышу какие-то приглушенные голоса. Дверь слегка приоткрылась, оттуда высунулось сначала вороненое дуло штурмгевера, а затем показалось такая дебильно-зверская рожа, что я еле подавил очередной всплеск хохота. Схватив куклу-робота за воротник, вытащил его на себя в коридор, заодно стреляя ему в висок, откинул тело в сторону, толкнул дверь ногой и рыбкой нырнул в кабинет. Очереди с двух сторон прошли над моей головой, опять же с двух рук бил на звук очередей, справа и слева от меня попадали тела биороботов-эсэсовцев. Я перекатился, сканируя пространство перед собой. Два трупа по бокам. Я резко встал, держа на мушке эсэсовца в форме гауптштурмфюрера, стоящего передо мной. Эсэсовец прикрывался как живым щитом миловидной блондинкой с ангельским лицом